– Знаешь, что я тебе скажу, Спайк? В действительности, женщины любят чтобы над ними властвовали. Им кажется, что они хотят свободы. Им кажется, что они хотят независимости. Но это не так. Никакая свобода им не нужна. Свобода – это кошмар. Некоторые из них осознают, что свобода – непаханое поле для сожалений и ошибок. Если ты поймешь это, будешь знать о женщинах все, Спайк. Они хотят жить в мире, которого нет, им нужен двойной стандарт. Им нужна иллюзия ответственности, а не реальная ответственность. Поэтому они ждут, чтобы их соблазнили, и никогда не соблазняют сами. Ты их соблазняешь.

– Так и есть.

– Может, выпьем?

– А тебе не хватит?

– И вот еще что… Они расставляют ловушки. Когда у них что-то не ладится. Они не… они… тебя наказывают. Из-за того, что плохо им. Почему так? Не знаю. Но не потому, что они хотят причинить тебе боль, нет. Им кажется, что так они призывают на помощь.

– У меня так с Бет было.

– Они хотят, чтобы ты догадался, что им плохо. Они не могут просто сказать. Просто сказать, что дело не в тебе. Ты должен сам интуитивно почувствовать, понимаешь? Она тебе нож в сердце втыкает, а нужно обнять ее и говорить, что все хорошо. Все хорошо. А потом она повернет рукоятку, но ты не отступай, ты обнимай ее и повторяй, что все в порядке. Лучше сам воткни нож себе в грудь. Потому что это проверка, проверка твоей любви. Мне это не кажется справедливым. Это несправедливо. Но именно так происходит. Ты должен знать, как все происходит, и тогда у тебя найдутся силы пройти эти испытания еще и еще раз. Ведь они никогда не кончаются, Спайк, никогда. Ты не сдаешь окончательного, на всю жизнь, экзамена.

Я не часто видел Мартина в таком состоянии – пьяного и словоохотливого. Вместо того чтобы держать все это внутри, быть загадочным, всезнающим и важным, он вываливает свои мысли наружу. Как будто заговаривает боль словами. Я не понимаю, что происходит. Может, у него тяжелый период с бразильской танцовщицей.

– И еще… Они никогда не допустят, чтобы ты оказался прав. Ты всегда будешь виноват. Неважно, кто виноват на самом деле. Может быть, они признают твою правоту на полчаса. Максимум. Извлеки из этого все, что сумеешь. Потому что это ненадолго. Ты опять будешь виноват, и теперь уже навсегда. История, которую можно переписать. Все женщины – сталинистки. Они решают, что было в прошлом. Ты же помнишь этот фильм. Ты видел этот фильм, Спайк? – Он делает большой глоток.

– Какой фильм?

– С Джеком Николсоном. «Лучше не бывает». Там есть одна замечательная сцена, потрясающая сцена.

– Не очень хорошо его помню.

Я уже тоже выпил три кружки и смотрю на Мартина тепло и снисходительно. Я благодарен ему за то, что он подарил мне Элис, хотя, конечно, он еще ничего об этом не знает. Милый старина Мартин.

– Там есть такая сцена, когда он… ну, Джек Николсон – писатель, не помню, как его зовут, – они делают из него психа, чтобы он мог безнаказанно высказаться по поводу женщин. Ну, вот… хочешь еще пива?

– Мне хватит.

– О чем я говорил?

– Он ненормальный, поэтому может лепить всякие гадости про женщин. Его специально таким сделали, чтобы довести до зрителя нужную информацию, ну, то есть он говорит все эти вещи только потому, что псих, правильно?

– Да. Так вот, Джек Николсон – писатель, он пишет о женщинах. И у него, похоже, это неплохо получается, он знаменит, и однажды он приходит в офис к издателю, а там секретарша, роскошная девица, спрашивает его, точно не помню, что-то вроде: «Как вам удалось проникнуть в женскую душу?» В смысле – создания образа героинь. То есть как он это делает?

– И что он отвечает?

– Он… он отвечает…

И Мартин пытается подражать Джеку Николсону, очень похоже. Я начинаю смеяться еще до того, как он заканчивает первое предложение.

– «Вы хотите узнать, как мне удалось проникнуть в женскую душу? Вы действительно хотите это знать?» Секретарша улыбается, смотрит на него, раскрыв рот и с обожанием, ясно, что она ожидает услышать что-нибудь лестное, а он поворачивается, делает такое видел-я-вас-всех лицо, как Джек Николсон умеет, и говорит: «Я взял мужчину и лишил его разума и чувства долга».

– Теперь вспомнил.

– Конечно, ты это помнишь! Зал ревет от хохота. Гудит, как пчелиный улей. И знаешь, Спайк… Я специально посмотрел: женщин в зале было больше половины. И они хохотали, они помирали со смеху. Потому что кто-то раскусил их и набрался смелости сказать всю правду, а с правдой не поспоришь – так что ничего не остается, кроме как смеяться.

– Ты считаешь, женщины лишены разума? – Я делаю большой глоток пива, щурясь от дыма. – Но среди них есть чертовски умные, Мартин. Миллионы женщин, которым мы в подметки не годимся.

У Мартина уже новая кружка. Быстро он их опустошает. Мартин обхватывает меня и притягивает к себе. От него пахнет пивом и солью.

– Конечно, женщины не лишены разума. Никто этого и не говорит – только идиот может думать, что женщины глупы. Джек имеете виду другое: женщины распоряжаются разумом по своему усмотрению. Они не подчиняются ему, как мужчины. Женщины и смеялись потому, что Джек выволок на свет их секретное оружие. Они преклоняются перед темными силами. Темными, Дэнни, силами.

Про «чувство долга» мы, естественно, даже не обмолвились. Здесь и так все ясно. Нам обоим прекрасно известно, что Джек Николсон имеет в виду. И всему залу тоже.

– Что такое, например, ПМС? Его даже поминать нельзя. Тестостерон, пожалуйста. Все мужчины убийцы – потому что у них высокий уровень тестостерона. А что происходит перед месячными? Все про это знают. Все знают, что каждый месяц одну неделю из четырех женщины сходят с ума. Но когда они опрокидывают тебе за завтраком тарелку с кашей на голову из-за того, что ты положил им в чай больше сахара, чем обычно, ты должен сделать вид, что ничего не происходит, что они имели на это право, потому что ты поступил очевидно легкомысленно. Даже не думай сердиться, пока у них ПМС не пройдет. Ты нарушишь закон, если обнародуешь очевидную истину. Сказать поганую правду – преступление.

– Это опасная вещь.

– Какая?

– Правда.

– Да. Вот видишь, малыш. Ты тоже так считаешь, Спайки.

Мы продолжаем пить. Я хочу увидеться сегодня с Элис, но мне кажется, нельзя так просто заявиться в ее квартиру. Мне кажется, это будет предательством по отношению к Мартину после того, как мы провели вместе вечер. Хотя, конечно, какое тут предательство?

Мартин умеет слушать, и я рассказываю ему о Поппи, о моих неудачных свиданиях, и о Бет, и о разводе, говорю и понимаю, сколько еще во мне горечи и уязвленного самолюбия, несмотря на то, что я встретил Элис. Столько горечи, что я выучил дилановский «Idiot Wind» и каждый вечер пою его под душем. Кэрол попала в точку. Это бешенство, выраженное звуками.