Наверняка, так оно и было, хотя бедняжка Констанс, будучи психоаналитиком, объясняла все иначе и не без чувства вины:

— В данный момент я беру на себя роль мужчины, подавляю тебя, чуть ли не кастрирую, но все это только ради того, чтобы ты ответил мне всем своим существом. Понимаешь, ты все еще не отошел от шока, полученного из-за взрыва, ты все еще мысленно съеживаешься, словно ты боишься, как бы твоему искалеченному телу не причинили боль. Но мне-то известно, что рана залечена, и если тебе еще не даются кое-какие движения, это не значит, будто тебя опять подстерегает боль. Тебе все доступно, и нечего раздумывать и сомневаться. Этой ночью я в первый раз почувствовала, что ты контролируешь себя. Сабина права, мы приближаемся к обоюдному контролю над нашими ощущениями.

Но он-то знал, что благодарить за эту любовную науку надо прежде всего Аффада.

CAT: Ну да, тут нужно действовать осмотрительно, без сноровки и хлеб не испечешь! Постепенно овладевая искусством амнезии оргазма, расширяя его ареал в сознании, мы прибавляем осмысленности в глазах будущего младенца. Добровольным расширением сознания вы постепенно совершенствуете свою смерть, ту смерть, которую он унаследует от вас. Стоит вам все это осознать и действовать соответственно, и вскоре вы поймете, что стресс исчез, как и все сомнения. Вы сразу станете тем, кто вы есть на самом деле, и все благодаря ей, а она тоже обретет себя, благодаря вам! Однако констатация ваших чувственных побед не должна звучать как constatation de gendarme,[144]или Сатклиффу придется восстанавливать баланс в записных книжках, которые, возможно, когда-нибудь унаследует Трэш. Все эти жалкие возгласы восхищения, клише страсти! (После близости продемонстрируйте ему свое удивление — это мой совет молоденьким невестам.)

Но как можно не восхищаться золотистым телом Констанс, припорошенным пылью с арены для боя быков и забрызганным золотыми веснушками?

Прелестна, словно юная тигрица,

Одна стоит под жаркими лучами,

Как кошка в течке, от желанья злая,

От пламени в крови почти больная.

Веснушек россыпь золотом искрится…

БЛЭН: Почему это у смерти должна быть монополия, а? // faut peaufiner la réalité, faut bricoler dans l'immédiat![145]Зачем оставаться жертвой грубых желаний? Что же до любви, как своего рода военного искусства, то вам следует прочитать мое новое исследование личности Клеопатры, тогда узнаете о ее тайных уловках. Она умащала груди перед близостью, а Антоний покрывал медом свой боевой инструмент! Нежное прикосновение языка — такая напасть, как истерия, не может быть результатом страстных, бесстыдных поцелуев соперничающих мужчины и женщины. Новые любовники стали философами и не уступают друг другу в одиночестве, которое они внушают. Невероятная печаль становится все богаче, а любовь, похоже, ничего не получает. Происходит нечто прежде не виданное!

Эти философские соображения звучат крайне поучительно, и, честное слово, многие из них могли бы безнадежно испортить любовную близость в полной неги ночи под звуки джаза, долетающие из-за подсвеченных деревьев. К чему тут мудрствованья? Неужели нельзя ограничиться нежными, будоражащими, немудреными плотскими ласками? О той замечательной девушке, которую Блэнфорд сам придумал, он написал в книге: «Мужья пытались окольцевать ее, словно дикого лебедя, а она послушна лишь закону тяготения, переменам времен года, она летит то на север, то на юг по зову крови, избегая хоженых дорог и оседлых мужчин. Я всегда отыскивал ее в пустынных местах, рожденную морским приливом, одинокую, мою возлюбленную и мою подругу, само совершенство. По вечерам при свете одной свечи мы едим оливки и пьем холодное вино».

БЛЭН: Когда Сатклифф родился, было время дурных предзнаменований. Мой врач сказал: «Он наверняка умрет молодым, потому что напрочь лишен чувства юмора». Однако его французская нянька (муза?) наклонилась над его кроваткой и прошептала: «Они все принесли подарки, кто шпоры, кто колыбельку, Зевс — выжималку для чеснока, Венера — зажим для крайней плоти из чистого золота, предвещающий любовь без помех. А теперь представь: белая грудка цыпленка, пропитанная ароматом черных трюфелей, разрисованная их кусочками, как брюшко форели; горшок с черными ароматными оливками, плотно уложенными и любующимися собственным густым темно-золотистым маслом, pâté de foie gras.[146]Признайтесь, дорогой, у вас уже эрекция!» Démon du Midi[147]схватил его за волосы и избавил от воскресной участи.[148]

Пить кровь в обычае у недоносков-христиан,

Так есть, так было до Потопа у землян.

Мне эта жажда крови непонятна,

Меня б стошнило, вероятно.

По мне уж лучше жажда жить,

Чтоб ничего не упустить!

Мозг человека никогда не отдыхает, он всегда на волшебной частоте любви.

CAT: Формула как будто получается такая: petit talent et gros cul.[149]Любимый, словно целая конюшня лошадиных задов, начищенных так старательно, что в них отражаются улыбки конюхов. Их клеймят. Их клеймят. Вам пора принести собственный хлыст. Вот так обычно делают джентри. У нас и наших белых палеолитических лошадей все по-другому. Они ведут себя, как домашние любимицы, и обретаются на свободе, как только с них снимают седло, всегда нам улыбаются и трясут длинными белыми гривами, словно покинули свою привычную среду и больше не подчиняются порядку, предписанному им природой.

Подумать только: сперма стариков творит не стариков, а грудных младенцев, которые вырастут и станут отцами церкви, кипящими в параноидальной ярости сурового Бога. Жажда магических законов. Шизоидные состояния — это неясно выраженный мистицизм. Кундалини, дремлющая в подсознании, случайно задетая и пришедшая в движение, как еще не включенный мотор; она является из беспечных размышлений, беспечных желаний.

БЛЭН: Для принца искусство — это реальность на плоской поверхности — артефакт без объема, без глубины. Оно не выдержит основательного дознания. Осыпая его вопросами, вы рискуете проткнуть ими холст и угодить в ничто: или во все! Есть границы даже для всего. Bien sûr que поп,[150]как говорят французы, используя таинственное буддистское двойное отрицание. Что до женщины, то она — духовная разведчица, она ищет тропу во владениях плоти, она — заместитель, первый помощник капитана, и разделяет с ним ответственность.