Эту идею тоже не реализовали. Пришлось Романенко дожидаться конца полета, и зуб ему удалили уже на Земле. Хотя я ему предлагал улететь с Ремеком, а я бы долетал с Губаревым. Но тогда бы нам с ним не засчитали рекорд, и мы бы «не побили» американцев. Юрий держался молодцом.

Да и мне с ним хорошо работалось и я рад, что наш экипаж не распался.

На его работе недомогание почти не сказывалось, поблажек он себе не давал. Нелегко ему приходилось во время телерепортажей с борта станции. Он снимал теплую шапочку, разматывал шарф и, улыбаясь, рассказывал миллионам телезрителей, о том, как красива планета из космоса.

После приземления ко мне прибежали врачи – мой больной зуб лечить, а я уж и забыл про ту хитрость… Перед следующим полетом доктора в отместку предложили мне расстаться со всеми зубами и поставить, для надежности, съемные протезы. Но я, естественно, не согласился.

Спиртные напитки в рационе космонавта присутствуют лишь в символических дозах. Недавно писали, что американские астронавты напились перед стартом. Полная чушь, ерунда, чьи-то фантазии ради сенсации. Если русские еще могли как-то похулиганить, американцы к этому вопросу щепетильно относятся. Ну, пришел, предположим, к космонавту друг проститься, выпили они за двое суток до полета бутылку пива. Не опьянели, но нарушили режим. Их за это, может быть, наказали. А желтая пресса раздула до того, что они якобы пьяные в полет отправились.

Что можно сказать о моих отношениях с алкоголем? Пьяным я был один раз в жизни – в одиннадцать лет. Шла война. Я жил на Черниговщине. Мы, ребята, видели, что взрослые пьют самогон. И договорились испробовать этот напиток. Каждый принес из дому самогон – кто баночку, кто шкалик. Выпили. Что такое алкоголь, как он действует, чего от него ждать – никто из нас понятия не имел.

Всем стало плохо – кто-то ползал на четвереньках, кого-то тошнило. Я тоже чувствовал себя довольно омерзительно и физически, и морально. Мы потеряли человеческий облик. Это произвело на меня такое впечатление, что я не пил до 1955 года. Не пил в старших классах, не пил после поступления в институт – ни грамма. Вообще не пил спиртного. Так сильны были воспоминания!

Только в двадцать четыре года, когда я после долгих мытарств был зачислен в КБ Королева в группу баллистики, ребята предложили мне отметить это событие. Мы пришли на фабрику-кухню. Ребята достали бутылку вина.

– Ребята, я не пью!

– Но сегодня исполнилась твоя мечта, такой день! Ты полтора года этого добивался! Грех не выпить…

– Да нет, я не пью…

– Ты не хочешь с нами выпить? Кто не пьет – тот или хворый, или подлюка.

Я такие слова слышал, конечно, не раз, но держался. А тут сдался. Так и выпил первый стакан вина. Вино я полюбил. Но пьяным был только один раз в жизни – от самогона в одиннадцать лет. В последующие семьдесят лет я никогда не чувствовал потребность выпить до состояния опьянения.

Итак, это был мой второй полет. Мы с Юрой Романенко прилетели на станцию «Салют-6». В космосе каждый день нужно по два часа заниматься физкультурой. Для этого у нас были специальные спортивные костюмы. Они быстро изнашивались. Поэтому у нас их было несколько.

Однажды, когда я примерял новый спортивный костюм, в невесомость выплыла фляжка – как позже оказалось, с коньяком. Ребята во время тренировок ее припрятали, а досталась она нам. На фляжке было написано «Элеутерококк-К». Элеутерококк – это энергетический напиток, который нам дают, чтобы выдержать нагрузки. Я сдуру спросил Центр управления полетами: «Что значит „К“?» Там какое-то замешательство возникло, потом ответили: концентрированный. Мы попробовали – ну, конечно, там коньяк.

Полтора литра коньяка – это много? На двоих, на двести человеко-суток получается по семь с половиной граммов в сутки. Говоря по существу, чтобы мужчина опьянел, надо 40 граммов чистого спирта. У нас было по 7,5 грамма, на человека. И не чистого спирта, а сорокаградусного коньяка!

Но конечно, мы употребляли не перед важными научными экспериментами, а делали по глоточку перед сном. Это примерно как столовая ложка – то есть даже и не пили, а лизали коньяк. И Юра говорил: «Не могу я по семь с половиной граммов, это издевательство». Важна была сама процедура, приятные эмоции. Мы снимали напряжение.

Была у нас на борту колода карт – скажем так, фривольного содержания. На каждой карте – изображение женщины. Пятьдесят две женщины на двоих космонавтов – целый гарем в картинках. Важным средством борьбы со стрессом были ежевечерние выборы женщины дня, нашей королевы красоты. Каждый вечер выбирали одну карту, одну даму – и она следила за нами на протяжении следующего дня. Мы только думали о том, чтобы при очередном сеансе телесвязи с Землей этот «портрет» не попал в кадр.

У нас было заведено: дела закончены, включаем приятную музыку, выбираем женщину дня, перед «упаковкой» в спальный мешок выпиваем свои «боевые» граммы. Так что на борту у нас было все: и алкоголь, и женщины.

Коньяк спас меня от сильной простуды: разгоряченный после физзарядки, угодил под один из многочисленных вентиляторов. Прополоскал горло коньяком – стало легче. Был у нас и «фирменный» стоматологический рецепт. В невесомости десны становятся рыхлыми, чистишь зубы – боль жуткая, словно обдает огнем. А в коньяке, как известно, имеются дубильные вещества. Прополоскали десны, сразу же облегчение. Разве что выплевывать некуда, «приходилось» глотать.

Спас этот напиток и от переохлаждения ног. Я выходил в открытый космос в скафандре, снабженном системой водяного охлаждения. К концу работы просто не чувствовал ног. А возвращаясь на станцию, первым делом ощупал их руками – проверил, на месте ли. Ноги были на месте, но ледяные. Тогда я выпил десятисуточную(!) норму коньяка – 75 граммов. Утром проснулся – все в порядке. За это я благодарен коньяку. Потому и стал отстаивать этот благородный напиток перед медиками!

Коньяк, правда, был не идеальный на вкус. Сказывалось, что фляжку заваривали электросваркой, которая, видимо, для пищевых целей не годилась. Ребята уверяли, что коньяк был первоклассный. И я им верю. Но сварка немного подвела. Точных сведений о том, что это был за коньяк, у меня не было.

Но самое обидное, когда там осталась половина коньяка, воздух и коньяк смешались в пену. И сколько фляжку ни дави, пену не выдавишь. Мы и так, и сяк изощрялись, даже пробовали извлечь коньяк из фляжки с помощью сильфона для сбора мочи (конечно, неиспользованного), но ничего не извлекли.

Летит следующий экипаж, Коваленок и Иванченков. Вернулись.

«А мы, – говорят, – ваш коньяк допили». – «Как? Это невозможно».

– «Мы вот как поступали. Один брал горлышко в рот и поднимался к потолку. Второй бил его по голове. И когда тот вместе с фляжкой летел вниз, коньяк по инерции устремлялся ему в рот». Вот так, поколачивая друг друга, они и допили коньяк. Они вполне резонно «подкололи» нас: «Кроме высшего образования, надо иметь хотя бы среднее соображение!».