— Кто такая Дэйзи? — спросил в ответ мужской голос.

— Извините, — сказала Нора. — Думала, звонит другой человек.

— Я так и понял. Кто бы она ни была, надеюсь, она даст вам столько времени, сколько требуется.

— Холли! — узнала Нора — То есть я хотела сказать — шеф Фенн. Простите. Я рада, что вы позвонили. У вас наверняка какие-то новости.

— Зовите меня Холли, но звоню я потому, что у нас пока абсолютно никаких новостей. Мы наконец привезли с площадки для гольфа доктора миссис Вейл, он накачал ее успокоительным и отправил в больницу в Норуолк. Если верить ему, что-то вразумительное мы сможем услышать от Натали не раньше чем в понедельник утром. Так что на одну ночь можете расслабиться.

Нора поблагодарила его и добавила:

— Думаю, если я вас буду называть Холли, вам следует называть меня Норой.

— Уже начал, — ответил он. — Я позвоню в понедельник утром около девяти, самое позднее в десять.

Волна облегчения расслабила напряженные мышцы спины Норы. Холли Фенн считает ее невиновной в том, что случилось с Натали, это очевидно. Холли Фенн хочет разобраться.

Она вернулась к эпопее Дэйзи.

Эдельберт припарковал машину у своего разваливающегося дома и пошел вытаскивать из постели Эгберта. Эгберт встал с пола, куда скинул его отец, забрался обратно в кровать и накрылся одеялом с головой. Эдельберт спустился вниз и велел подобострастному дворецкому принести в библиотеку мартини в пропорции шесть к одному. К моменту, когда слуга вернулся с выпивкой, Эдельберт с головой ушел в чтение тома под названием «История семьи Пойзонов в Америке».

Началась новая глава, очевидно, из более ранней редакции романа. На пожелтевших страницах буквы то карабкались вверх, то уползали под строчку, все "е" кренились влево, а каждая "о" была пробита насквозь.

Эдельберт читал историю своего отца того периода, когда родился Эгберт. Втайне сочувствующий нацистам Арчибальд нажил миллионы, вкладывая деньги в германские концерны, производившие вооружение, и только обостряющиеся личные проблемы временно отвлекли его от потаенных попыток консолидации группы правых миллионеров в фашистское движение. Трижды перечитав несколько страниц, Нора поняла наконец, что Эдельберт и Клементина, видимо, произвели на свет внука, о котором так пылко мечтал Арчибальд. Но ребенок то ли умер, то ли они отдали его на усыновление. Длиннющие тирады Арчибальда, уговаривавшего их хоть как-то возместить эту потерю, ни к чему не привели. Убедившись, что приказы и ультиматумы не подействовали, Арчибальд уведомил сына, что исключит его из завещания, если он не произведет на свет наследника.

Все это было полускрыто под яростными взрывами восклицательных знаков, сложной и запутанной грамматикой и отсылающими назад предложениями. Фантазии Арчибальда по поводу американского фашизма клубились на множестве страниц описаниями нацистской формы и других регалий. И, окончательно запутав сюжет, появился даже Гитлер. Нора так и не поняла, был ли новый сын приручен, взят на усыновление или даже воскрешен.

Нора перевернула страницу, отпечатанную на бумаге с гербом отеля «Риц-Карлтон», и бегло просмотрела три абзаца, прежде чем в голове ее тревожным эхом вдруг отозвались первые два предложения. Она вернулась к первому абзацу, перечитала его, затем еще раз: «Туфли Эдельберта были в мелкой сетке трещин. Действительно, туфли Эдельберта не были туфлями привередливого человека, и эти складки, скрытые пятна и царапины отражали его характер».

— О боже! — воскликнула Нора. — Так это Дэйзи!

Пораженная, она подняла глаза от рукописи. Мало того что Клайд Морнинг и Марлетта Титайм были одним и тем же лицом, — оказывается, этим самым лицом была Дэйзи Ченсел! После того как первые авторы «Черного дрозда» покинули «Ченсел-Хаус», Элден заменил их своей женой, и она поставила на поток романы ужасов, постепенно развивая в себе склонность ко всему мрачному и пугающему. Никто никогда не видел и не слышал двух самых старых и преданных авторов «Черного дрозда», потому что их не существовало в природе. «Призрак» был похоронен на полке, потому что Дэйзи утратила интерес к своей деятельности и писала его, будучи пьяной, либо усталой, либо пьяной и усталой одновременно. Эллен никогда не возродит «Черного дрозда». Тут Дэйви был прав, хотя и не понимал, почему именно.

Интересно, подумала Нора, как он отреагирует, если она поделится с ним своим открытием. И тут же поняла, что не решится на это. Она в точности могла предсказать его реакцию: минут двадцать Дэйви будет кипеть и возмущаться, а потом спустится вниз и спрячется в музыке Пуччини. И вновь две разные Норы ожили в ее теле, которое поднялось и прошло на кухню, чтобы сделать себе сэндвич с ветчиной. Психика Дэйзи была настолько расшатанной, что трудно было предугадать, как она отреагирует на то, что ее псевдонимы раскрыты, — будет в ярости или, наоборот, в восторге. Нора вернулась с сэндвичем в спальню и вдруг поняла, что Дэйви нет уже несколько часов. Что ж, по крайней мере, он наверняка не в больнице, не воркует над Натали Вейл. Нора решила сделать в точности то же самое, что тогда на шоссе, — отложить решение и подождать, пока оно придет само. Правильный выбор продиктует ей поведение Дэйзи.

Нора откусила кусок сэндвича и стала перелистывать страницы, пытаясь понять, к чему же ведет написанная Дэйзи история.

Час спустя она решила, что если история и ведет к чему-то, то движется она в направлении, понятном лишь одной Дэйзи. Сцены заканчивались, а потом, словно их забыли убрать из черновика, с небольшими вариациями повторялись. Тон повествования менялся от сухого к истеричному и обратно. Иногда какую-нибудь вполне стройную по смыслу часть прерывали несколько написанных от руки пассажей с совершенно бессвязными словами и фразами. Некоторые сцены обрывались на середине предложения, словно Дэйзи собиралась дописать их позже, да позабыла. В книге не было и намека хоть на какой-то, пусть самый обыкновенный, сюжет. Одна из глав состояла всего лишь из одной фразы: «Автору хочется выпить еще немного и лечь спать. Советую и вам, идиоты, сделать то же самое».

В конце концов Нору замутило от бесконечных поисков и копания во всяких стрелочках, сносках и вымаранных кусках. Она решила подсмотреть, чем же все это кончилось, и вытянула из стопки последние тридцать страниц. Они были аккуратно отпечатаны на белой бумаге без исправлений, вставок и каких-либо пометок. Откинувшись на спинку дивана, Нора продолжала читать, и вскоре снова почувствовала себя так, будто запуталась в колючей проволоке.

финалом книги Дэйзи стал спор между Клементиной и Эдельбертом, напряженность которого нарастала в течение долгих лет их брака. На некоторых страницах им было по двадцать лет, на других — по сорок, пятьдесят, шестьдесят. Место спора тоже переносилось из разных комнат их дома в купе поезда, обеденные залы и на открытые террасы отелей европейских городов. То они лениво прохаживались по травке в лондонском парке, то подкреплялись в баре на Третьей авеню в два часа ночи. Чего так и не поняла Нора, так это сути и причины спора.