Николай усмехнулся.

Облако цвета голубого офицерского белья наплыло на солнце. Костыли погасли, председатель посмотрел на щит.

— Странно, — произнес он. — Отчего Вяземский сделал это сооружение таким высоким? От пола до потолка. На небольшом квадрате эти железнодорожные реликвии смотрелись бы лучше.

— Реликвии ни при чем. Раньше здесь стоял камин. Когда его убрали, стену плохо отштукатурили, и Вяземский решил закрыть ее щитом. Костыли появились позднее, сперва здесь висел самаркандский ковер.

Пораженный председатель приподнялся в кресле. Запахи дерматина и коврика пропали. Облако ушло.

— Что вы сказали? — глухо выдавил он из себя. — Какой камин? Повторите еще раз.

— Камин. Для престижного загородного дома камин тогда был обязателен. Неужели вы думаете, что богач мог сэкономить на нем?

Председатель товарищества по поиску надводных и подводных сокровищ почувствовал, что летит в пропасть. Стены комнаты разверзлись, и над его головой открылось ослепительно чистое небо. Полет прервался, председатель повис, не долетев до дна. Из пустоты до него стало доходить:

— Когда дом строили, он был за чертой города. Его все так и называли — загородный. Даже при мне старуха Крандылевская говорила…

«Загородный…»

— А вы сами-то камин видели? — хрипло выдавил из себя председатель.

— Нет, его убрали до того, как я въехал. Но каминную решетку видел. Отличная фигурная решетка, Вяземский очень гордился ею. Она была снята и стояла вон в том углу. Чугун. Отливали на Путиловском заводе. Он продал ее в минуту крайнего безденежья.

Сын лейтенанта Шмидта почувствовал, что всплывает. Достигнув наконец края пропасти, он выбрался на твердую землю.

— Что значит фигурная? Вы хотите сказать, что на решетке были какие-то фигуры?

— Три обезьяны, — медленно произнес критик, с интересом наблюдая, как движутся скулы собеседника. — Три чугунные обезьяны. Распространенный восточный сюжет: одна сидит, закрыв ладонями глаза, вторая — закрыв рот, третья — уши. Ничего не вижу, ничего не говорю, ничего не слышу. Решетку выломали, дымоходы заложили. Можете убедиться, приподняв щит.

Николай встал и осторожно, чтобы щит не сорвался с петель, заглянул под него. На стене, от пола до потолка, выступая из-под краски, ребрилась кирпичная кладка. Вздохнув, он ласково погладил ее.

— Так, говорите, три обезьяны? А где, скажем, сидела молчащая, вот тут?

— Тут, в центре.

Председатель товарищества покачался на носках. Доски под линолеумом ответили ему ласковым скрипом. Он весело потер руки.

— Отлично. Комнату мы осмотрели, проверю воду и газ и можете пускать сюда вашего питомца муз.

— А ключ?

— Ах, ключ! — Пальцы председателя нежно погладили в кармане металлический стерженек. — Понимаете, совсем забыл. Сегодня придет слесарь, будем делать дубликаты. Этот закажу первым. Вы сейчас уходите? Ничего, я завтра сам и отдам. Идет?

В правление Николай ворвался, как охотник, обнаруживший след зверя.

— Аврал! — бросил он двум галеасцам, которые, томясь, разглядывали у окна женский журнал «Лиза». — Сэм, сейчас же — во двор, караулить Малоземельного. Как только покинет дом — дадите сигнал.

— Что-нибудь случилось? — забеспокоился Федор.

— Пустяк. Вам и в голову не придет, — Николай говорил медленно, подбирая слова. — Я нашел загородный дом. Что вы так смотрите на меня? Я не сошел с ума. Нашел камин и даже сидящую перед огнем обезьяну. Наш час пробил. Федор, приготовьте лом и топор. Сэм, идите сторожить. Быстро, быстро!

Стоило только критику покинуть дом и удалиться в сторону троллейбуса, как председатель и работники правления вскрыли квартиру поэта.

Она встретила их настороженной тишиной.

Подведя своих соратников к поблескивающему богатырскими костылями щиту, Николай распорядился:

— Сэм, вы быстро рубите линолеум. Начинаете отсюда, делаете два длинных разреза, когда прорубите их, отваливаете лоскут. Вы, Федор, поднимаете доски… Не теряем времени, начали!

Заинтригованные члены товарищества, не заставляя себя уговаривать, приступили к работе. Когда квадрат линолеума с треском упал набок и открылись почерневшие старые доски, дворник, не мешкая, подцепил ломом среднюю.

— Жмите, Федя, жмите, только не сломайте.

Доска, вскрикнув ржавыми гвоздями, приподнялась. Из щели пахнуло тленом.

— Еще немного… Еще… Достаточно.

Опустившись на колени, Николай просунул

руку в открывшийся провал. Он протолкнул руку в подполье до самого плеча и замер. Дворник и слесарь-референт, затаив дыхание, следили за ним.

Освещенное бронзовым солнечным светом лицо председателя сделалось по-античному жестким. Костыли над его головой загорелись тусклыми факельными огоньками.

— Нашел! — выдохнул сын лейтенанта и начал медленно вытаскивать руку. — Я нашел клад.

Кочегаров ахнул: рука председателя тащила из подполья ларец.

История обнаружения кладов поучительна и, как правило, печальна. На человека, обнаружившего сокровище, его мстительные духи- хранители обрушивают все мыслимые неприятности.

Вот, что говорит прошлое кладоискательства.

Купец и археолог-любитель Шлиман раскапывает Гиссарлыкский холм. Пройдя стены древней Трои, он обнаруживает в комьях глины блестящие металлические подвески. Отослав рабочих-турок, они с женой продолжают копать. Из земли одна за другой показываются золотые диадемы и застежки, цепи и блюда, пуговицы и ожерелья. «Вот оно — сокровище царя Приама!» — шепчет удачливый купец. Клад сохранен и вывезен в Европу. И тогда весь ученый мир восстает против удачливого любителя. «Не так копал, не там нашел Трою, разрушил то, что нельзя было разрушать, оставил нераскопанным самое ценное». Огорченный Шлиман едет в Италию и умирает от пустякового воспаления уха.

Другой энтузиаст и меценат лорд Карнарвон приезжает по вызову своего друга-археолога Картера в Египет, в долину царей. Найдена гробница фараона. При свете свечей они сбивают печати с двери погребальной камеры, и из тусклого красного мрака появляются части позолоченной колесницы и ложе, украшенное головами фантастических зверей. А там, за следующей дверью, — саркофаг с мумией самого правителя, и снова золото, золото… Но недовольные божества тут как тут: не проходит и полгода, как лорд умирает от укуса комара.

Бросим археологию, посмотрим, как обстояли дела у других любителей добывать клады.

Француз и пират Лолонуа грабит города и захватывает в плен испанские корабли. Осадив на побережье благословенной Панамы городок Мерида, он обшаривает окрестный лесок. Не спрятали ли там испанские гранды, услышав о его приближении, свои сокровища? Вместе с матросом-негром он копает под толстоствольной сейбой и — о, удача! — их лопаты натыкаются на крышку сундука. Крышка отброшена, сундук набит до краев серебряной посудой. Разбогатевший пират садится на корабль и отплывает. Но клад не дремлет. Не проходит и месяца, как дарьенские индейцы захватывают корабль француза, а капитана варят в котле и съедают.