— Разве не опасно так ездить? — спросила она, чтобы как-то нарушить молчание.

— Это их первая поездка с всадником на спине. Им нужно привыкнуть к нагрузке, прежде чем мы добавим сорокафунтовое седло.

Он, несомненно, не в первый раз так ездил, поэтому ей не стоит беспокоиться, что он может упасть. Во всяком случае, ей больше не хотелось говорить о лошадях. Ее единственная самостоятельная поездка в седле из города на ранчо была пренеприятной. У нее все еще болели ягодицы.

— Я приготовила тебе ленч.

Она подала ему сверток и с волнением наблюдала, как он положил его в свою седельную сумку. На нем были мокасины и куртка с бахромой из оленьей кожи, плотно облегавшая его мускулистую грудь. Игра этих мускулов неизменно производила на нее впечатление, она вспыхнула. Если он не смягчится в ближайшее время, у нее, видимо, возникнет соблазн совершить невероятное и первой сделать шаг навстречу.

В этот момент Лукас наконец повернулся и посмотрел на нее. Шерис порадовалась, что свет в конюшне тусклый. Их взгляды встретились, и она затаив дыхание ждала его слов, но взгляд его оставался непроницаемым.

— Поездка займет не много времени, — сказал он небрежно.

Ее сердце упало.

— Значит, ты вернешься домой к обеду? — с трудом выдавила она из себя.

— Раньше.

Он стал было садиться на лошадь, но еще раз оглянулся на нее и, воскликнув: «О черт!», — прижал ее к себе и поцеловал долгим жадным поцелуем. Когда он отстранился, глаза его светились нежностью и чувства, переполнявшие его, снова стали очевидны.

Стена между ними исчезла.

— Последнее время я плохо сплю. — Улыбка чуть тронула его губы. — Наверное, я слишком долго постился.

— Мне тоже так кажется.

Ему явно не хотелось ее отпускать, но пришлось.

— Не утомляйся сегодня слишком сильно, — сказал он ей, садясь на лошадь.

— Я могла бы пожелать тебе того же самого.

Он довольно рассмеялся и ускакал. Шерис стояла в дверях конюшни и глупо улыбалась, глядя, как он догоняет Билли.

Шерис избегала думать об отце, хотя это давалось ей нелегко с тех пор, как Эмери Баскет упомянул о нем. Но когда ранчо почти на целый день опустело, она поймала себя на том, что ее мысли вновь устремились к Маркусу.

Даже если в ближайшие дни у нее появится возможность уехать, она не сможет вернуться прямо домой, время еще не пришло. Если награда за ее возвращение так высока, как сказал Эмери, значит, гнев отца все еще велик. Не может быть и речи о том, чтобы предстать перед ним, прежде чем он остынет. Но если кто-то из нанятых им детективов найдет ее и вернет домой, будет еще хуже. Так что пока ей надо держаться подальше от Нью-Йорка.

Наверное, она сможет остановиться у тети Софи. Ее уже, несомненно, искали там и вряд ли станут искать снова. А тетя примет ее сторону, когда услышит, как деспотично повел себя ее зять в истории с Джоуэлом. Тетя Софи всегда была романтиком.

Другая проблема, которая встанет перед Шерис, — ей придется объясняться со Стефани по поводу драгоценностей. Проделка сестры в конечном счете дорого ей обошлась, намного дороже, чем можно было предположить. Хотя, конечно, Стефани на такой поступок толкнуло отчаяние. Но что Шерис в результате потеряла, кроме своей невинности? По правде говоря, она ничуть о ней не жалела.

При мысли о Лукасе она улыбнулась. Хотелось бы ей, чтобы время шло быстрее.

Шерис направилась к дому Уиллоу, но, заглянув туда, увидела, что оба, и мать, и ребенок, воспользовавшись тишиной, задремали. Хотелось бы и ей так уснуть, но она недостаточно устала.

Она вздохнула и направилась на задний двор. Сад всегда нуждался в поливке. Он был разбит на хорошей почве, но земля в жару быстро высыхала, а сегодня снова было знойно. Небо казалось почти белым, без единого облачка.

Ведро звякнуло в глубине колодца. Когда Шерис подняла его, ей самой захотелось пить. Она поставила ведро на землю и протянула руки, чтобы зачерпнуть прохладной влаги. Не успели пальцы коснуться воды, как на ее поверхности, словно в зеркале, отразилось чье-то лицо.

Шерис вскочила так быстро, что ударила стоящего головой в подбородок. Он крякнул, она тяжело задышала, и они уставились друг на друга. Она так испугалась, что даже не могла закричать. Индеец, невысокий, насквозь пропыленный, смотрел на нее так, будто никогда не видел белой женщины. Наверное, он был так же поражен, как и она.

Казалось, его особенно зачаровали ее волосы. После отъезда Лукаса она распустила их — так ему больше нравилось. Дикарь протянул руку к пряди, лежавшей у нее на плече. Неужели он собирается снять с нее скальп.

Голос подвел ее, но руки-ноги двигались. Отбросив руку индейца, она отпрянула и тотчас же увидела другого, выезжающего на лошади из-за угла дома. Нет! За ним следовали еще двое и еще!

Она бросилась и дом и захлопнула за собой дверь. Но одного взгляда, брошенного на открытые окна, было достаточно, чтобы понять, насколько это бессмысленно. Единственное спасение — ружье, висящее над камином. Конечно, она не имеет ни малейшего понятия, как из него стрелять, но это ее последний шанс.

Дверь черного хода с грохотом распахнулась, и она схватила ружье и нацелила его на дверь. Все ее силы ушли на это. Оружие оказалось неожиданно тяжелым, и пока она разбиралась с ним, в комнату уже ввалились семеро апачей, от их мрачных лиц веяло холодом и смертью.

Ее охватила паника, и она нажала на курок. Если бы ей удалось ранить одного из них, остальные отступили бы. Но ничего не произошло. Она нажала еще раз. По-прежнему ничего. Хуже того, они увидели ее попытки и принялись смеяться над ней.

— Может, сработает, если ты нажмешь на курок, а не на предохранитель.

Шерис повернулась к тихо открывшейся парадной двери, там стоял он.

— Лукас! Слава Богу! Но, взглянув на его одежду, она поняла, что это не Лукас. И все же никогда в жизни она не испытывала более сильного облегчения при виде какого-нибудь человека, пусть даже это оказался Слэйд.

Он прошел через комнату и взял ружье.

— Черт побери, глупая женщина, ты что, ищешь смерти? — проворчал он так тихо, чтобы только она могла услышать.

Она застыла.

— Я защищалась.

Он выругался и повесил ружье на место. Затем что-то сказал индейцам на их языке, и они стали выходить. Когда последний из них скрылся за дверью, она прислонилась к стене, и румянец постепенно окрасил ее щеки.

— Ты знаешь их? — спросила она Слэйда.

— Да. Это я привел их сюда. Они направляются в Мексику, и им надо поменять двух лошадей. Шерис взорвалась:

— Значит, ты был здесь все это время! Мог бы показаться и пораньше! Почему ты скрывался? Он нахмурился: