Мила вздохнула. Она устала, холод давно парализовал тело, но она не отпускала Стрелка. Она исцеляла его, сама того не зная.

Стрелок проснулся, когда шёпот Милы затих. Губы её против воли растянулись в приветливой улыбке, встретившись с его глазами серо-фиолетового цвета. Тот едва заметно улыбнулся в ответ и поднялся. Плащ упал на колени.

В тишине прошло ещё некоторое время.

— С возвращением… — прошептала Мила, прервав затянувшееся молчание.

Мягкий взволнованный голос заставил Стрелка вспомнить о девушке рядом. Он обернулся. Мила сидела, подогнув под себя ноги, и изумлённо глядела на спокойного, только очнувшегося ангела.

Он рассмотрел её.

Гладкая кожа цвета слоновой кости, чуть вытянутое лицо с плавными чертами и ясный взгляд, застывший в одной точке. На нём. Она была напряжена, заламывала пальцы. Волосы цвета воронова крыла переливались в лунном сиянии, смешно топорщились, словно иглы ежа.

Стрелок встал с травы и протянул Миле плащ.

— Тебе лучше надеть его…

Она опустила глаза и тут же закрылась руками, в смущении пытаясь скрыть свою обнажённую грудь, выглядывающую из рваной футболки. Стрелок хмыкнул и небрежно накинул одеяние на её плечи.

Он знал много разных женщин: от людей до варданок. И у всех было абсолютно радикальное отношение к собственному телу.

Например, варданки. Красота для них — дар Богов, которого незачем стыдиться. Каждая женщина с ранних лет умело пользовалась своими изгибами, линиями, очертаниями. Матушка-природа наделяла их грациозными походками. И порой даже казалось, что их хрупкие ножки парят в воздухе, не касаясь земли.

В разговоре с мужчиной варданки могли чуть оголить ножку, прикусить уголок губы или же томно прикрыть глазки, показывая небывалое желание. Но всё ради корысти, потому что Боги позволяли полностью обнажиться и отдаться лишь возлюбленному.

Для ведьм наоборот первостепенным всегда оставалось желание.

Они живут под властью инстинктов — любовь для них ничего не значащее слово. Если ведьма определилась

с партнёром, что воспламеняет в ней страсть, она становится хищницей. Дикаркой с необузданной первобытной похотью. В охоте за объектом вожделения они ничуть не уступают варданкам. Они так же умело пользуются своими прелестями: едва уловимые прикосновения пальцев или бедра к партнёру, покусывание и облизывание губ, поигрывание многочисленными украшениями, ненавязчивое касание сокровенных мест…Они, уродливые от природы, владеют магией красоты и соблазнения, с помощью ароматов и заклинаний завлекая в свои сети глупого самца.

Порой Стрелку приходило в голову сравнение ведьм с львицами, которые могут спариваться сразу с несколькими самцами. Сам однажды участвовал в дикой ведьминской оргии, где все ублажали друг друга без различия пола и расовой принадлежности. Таковы они на самом деле.

Люди многограннее. Их женщины могут и хранить целомудрие для единственного, и сгорать от похоти, и пользоваться телом в корыстных целях. Стрелок наблюдал за многими их поколениями и пришёл к одному выводу. Когда женщины обнажаются перед своим сексуальным партнёром, в их головах происходит одно и то же. И неважно, кто она — юная девственница, зрелая дама или профессиональная путана. Все они испытывают смущение и стыд; чувствуют себя униженными и грязными.

Он никогда не понимал, почему они держат в клетке свои инстинкты, лишь на короткий миг давая волю желаниям. Только человеческие женщины не ценят столь прекрасную оболочку, подаренную Богами. И для Стрелка это оставалось загадкой. Одной из тех немногих, что не под силу разгадать.

Мила закуталась в плащ. Стрелок фыркнул.

Она слишком много времени провела среди людей, что успела стать похожей на них. Но Мила никогда не была человеком.

— Нужно идти, — он протянул девушке руку.

— Идти? Куда? — удивилась Мила, поднимаясь. Однако руку не взяла.

Стрелок неодобрительно покачал головой, зная, чем обернётся её самоуверенность.

Едва поднявшись, девушка тут же бухнулась обратно на траву и жалобно ойкнула.

— Похоже, я переоценила свои силы, — пробормотала она, искоса поглядывая на возвышающегося над ней мужчину.

Тот вздохнул и рывком поднял девушку. Она снова ойкнула и переступила с ноги на ногу.

Стрелок покрепче перехватил её хрупкую ладошку и сделал несколько шагов к зловещим деревьям, за которыми, казалось, не было ничего, кроме тьмы. Но Мила вырвала руку и отрицательно замотала головой.

— Я никуда не пойду, пока ты не объяснишь, что происходит?

Ангел выругался сквозь зубы на странном ломаном наречии. Девушка отступила на шаг.

— Давай я растолкую тебе всё по дороге, — терпеливо заговорил он, с трудом подавляя желание перекинуть её через плечо, как мешок, и отправиться в путь, пусть даже против воли. — У нас мало времени. Нужно спешить. Я отведу тебя в безопасное место.

— А нам угрожает опасность? — не унималась девушка.

— Нам нет. Тебе — да. И если ты, наконец, перестанешь упираться, я смогу тебе помочь.

— А ты точно не заговариваешь мне зубы? — она пригляделась к ангелу, приблизившемуся вплотную. Несколько секунд он молчал, с серьёзным видом глядя в её настороженные глаза, а потом неожиданно тепло и радушно улыбнулся.

— Точно, — кивнул он, и Мила поверила.

Стрелок вошёл в лес. Мила не отставала, дивясь, как легко они преодолевают непроходимые на первый взгляд места.

Стрелок проскальзывал сквозь путаницу зарослей, которые покорно раскрывались перед ним и бесшумно сплетались за девичьей спиной. По извивающимся, замаскированным тропинкам они уверенно пересекали полосы лесистых холмов, переходили низинки, заполненные колдовским голубым сиянием. Временами Стрелок ступал осторожно, словно ощупывал ногами видимую только ему тропинку, и крепко сжимал руку Милы. Она не знала, почему. Возможно, обходили ловушки или чьи-то жилища. Ведь не может же лес быть необитаемым? Иногда он приостанавливался, прислушиваясь к дивным шорохам или вглядываясь в верхушки высоких елей; приказывал девушке не шуметь, пока то, что шелестело, не удалялось.

Затем они вновь набирали привычный темп. И хоть они двигались достаточно быстро, Мила совершенно не ощущала усталости. И уж тем более не поняла, почему у огромного дуба, нависшего над тонкой полоской ручья, Стрелок решил остановиться. Только тогда Мила снова подняла голову к небу.

Небеса всегда её завораживали. Они постоянно разворачивали любопытным глазам полотно величайшего художника Вселенной. Мила часами напролёт могла наблюдать, как художник старательно выписывает каждый штрих своего шедевра. Без остановки.

Так было всегда. Но не теперь.

Здесь Миле казалось, будто художник отвлёкся, отложил кисти и краски, и жизнь остановилась.