Одной из последних, кому удалось покинуть Хелу на борту миноносца, была Вильгельмина Райтш, командовавшая девушками из вспомогательного состава ВМС. Она отбирала тех, кто должен был плыть с нею на «Густлофе». Полковник граф цу Ойленберг, жена которого еще раньше успешно завершила опасный рейс, покинул Хелу в пасхальные дни. «Когда мы плыли на запад, у меня было такое чувство, что мы движемся по кладбищу погибших кораблей, — вспоминает он. — Повсюду вдоль побережья можно было видеть остовы транспортных и военных кораблей».

Теперь наступило время для успешных действий русской авиации. В начале апреля в течение лишь одной недели были потоплены тринадцать немецких кораблей. Чтобы еще больше осложнить жизнь офицерам, отвечавшим за организацию эвакуации, советские торпедные катера начали совершать рейды из района Нойфарвассер под Готенхафеном. Они стали новой угрозой. Тем не менее в апреле удалось эвакуировать 264 887 человек из района, простиравшегося от Данцигской бухты до Хелы. Немецкие боевые корабли стояли перед Хелой, прикрывая заградительным огнем своих зенитных орудий корабли с беженцами от вражеской авиации.

Ги Сайер, ставший свидетелем падения Готенхафена, в последнюю минуту был эвакуирован в Хелу. Когда его десантный корабль пристал к берегу, была объявлена воздушная тревога. Умудренный боевым опытом, солдат не поверил полицейскому, когда тот начал объяснять ему, что бояться нечего, так как зенитные орудия отгонят нападавших. Однако, когда самолеты подлетели, одна из зениток поразила самолет, после чего другие улетели обратно.

Впрочем, отражение воздушных атак с боевых кораблей было эффективным лишь непродолжительное время. Вначале «Лютцов», а затем и некоторые из эсминцев были отведены из этого района, так как у них начали заканчиваться боеприпасы и топливо. Остальные корабли получили значительные повреждения в результате не прекращавшихся воздушных налетов. 15 апреля другой большой конвой, состоявший из четырех теплоходов и транспортных судов, покинул полуостров Хелу с 20 000 беженцев и солдат. В его составе была и «Претория», а на ее мостике, забившись в угол, сидел страдающий от голода и жажды Ги Сайер. Однако он был счастлив, что наконец-то смог покинуть Восточный фронт.

Сопровождал корабль верный «Т-36». Позднее ему пришлось выйти из состава конвоя, чтобы сопровождать в Свинемюнде один из поврежденных миноносцев.

На следующий день в Хеле сформировали другой конвой, который должен был выйти в западном направлении. Пришло время эвакуировать 7-й танковый корпус. Его солдаты участвовали в боях под Ленинградом и проделали долгий путь, отступая с востока. Они были очень нужны, так как планировалось, вооружив их новыми танками, бросить на защиту Берлина. Среди них были капитан Юосперт и 200 солдат — остатки 35-го танкового полка, который перед отходом с Хелы принял участие в обороне плацдарма на реке Вайксель. Когда они покидали порт, то видели дым и огонь, поднимавшиеся над Данцигом.

В то время как подразделения из состава 2-й армии под командованием старшего лейтенанта Бринкманна поднимались на малые суда и баржи, чтобы переправиться на большие теплоходы, русские самолеты кружили над портом. Это было 16 апреля в 10 часов утра. Баржа, на которой нашлось место и для Бринкманна, подплывала к теплоходу «Гойя» (водоизмещение 5230 брт.) Когда они приблизились к судну, Бринкманн увидел паром, уже причаливший к нему. На пароме находились около тридцати стариков, мужчин и женщин. Две бомбы угодили в маленькое суденышко. Бринкманн не заметил какого-либо движения на пароме, когда его взрывом отбросило от теплохода. Но лейтенант видел, как в воду стекали ручейки крови.

Сразу после восхода солнца получил повреждение и «Гойя». Одна из бомб вырвала кусок палубы и ранила нескольких солдат из зенитного расчета. Капитан Плюннеке, командир корабля, спал в это время в своей каюте. Осколком бомбы его ранило в голову. Однако в сложившейся ситуации он, как и его корабль, «остались на плаву» и смогли продолжить подготовку к рейсу.

Хотя война закалила старшего лейтенанта Бринкманна, он пришел в ужас от того, что увидел на «Гойе», когда этот корабль начал принимать все новых беженцев. В течение дня на борт были взяты около 7000 человек, а новые лодки продолжали подходить. Когда погрузили весь багаж и военное имущество, на пирсе еще оставалось огромное количество отчаявшихся беженцев. В конце концов, капитан Пиннеке заявил, что может дополнительно взять не более двадцати человек. Среди беженцев была одна группа из четырех человек. Бринкманн слышал, как молодой человек с женой уговаривали пожилую пару, по-видимому его родителей. Мужчина, у которого была только одна рука, на повышенных тонах пытался убедить стариков остаться, так как они уже отжили свое и непригодны к чему-либо, а у него и его молодой жены еще все впереди. Оба старика беспомощно смотрели, как он со своей женой взбирался по веревочной лестнице, не оглянувшись на тех, кого покидал навсегда.

После 19 часов «Гойя» поднял якоря и начал движение в сторону пяти других кораблей, ожидавших его, и скудной охраны, состоявшей из двух тральщиков, которые должны были сопровождать их на долгом пути в Копенгаген. К тому времени западные порты Балтийского побережья были настолько переполнены, что корабли направлялись дальше, к оккупированной датской столице.

Построенный в 1942 году, «Гойя» был современным кораблем и курсировал по маршруту Гамбург — Америка до тех пор, пока не перешел в подчинение военно-морского флота. Он был самым быстроходным из кораблей, составлявших конвой, поэтому в походном строю занял место, наиболее удаленное от берега. Днем во время воздушного налета вблизи порта было потоплено небольшое судно «Бельке», и командир конвоя прекрасно понимал, что русские самолеты успели в деталях сообщить на торпедные катера и подводные лодки о характере конвоя и времени его выхода в море.

Из-за повреждения в двигательной установке одного из кораблей конвой приостановил свое движение. Когда неисправность наконец устранили, «Гойя», как самый быстроходный корабль в составе конвоя, вынужден был подстроиться под движение самого тихоходного из судов.

Когда корабли подошли к самой опасной точке в районе отмели Штольпебанк, наступила ночь. Луна скрылась за тучами, на палубе почти никого не осталось. Одним из немногих, находившихся там, был старший лейтенант Бринкманн, который заступил на вахту с 22.00 до полуночи. Перед окончанием дежурства он решил подняться на мостик. К этому моменту «Гойя» находился в 60 милях от побережья Померании, как раз напротив порта Штольпе.

В своем старом минном заградителе, подводной лодке «Л-3», которой не удалось потопить «Кап Аркону», поджидал новую цель капитан 3-го ранга Владимир Константинович Коновалов. Крупный, серьезный мужчина, он считался одним из лучших штурманов в подводном флоте. Прежде чем стать в октябре 1944 года командиром подводной лодки «Л-3», он прослужил на ней три года старшим помощником. В то время «Л-3» считалась самой удачливой подводной лодкой советского флота. В 1941 году на поставленных ею минах подорвались четыре корабля, в 1942 году — шесть, а в первые три месяца 1943 года — еще три корабля, включая подводную лодку U-416. Успеха Коновалов добился заслуженно. Он хорошо знал Маринеско и восхищался его выдержкой и мужеством, однако не скрывал, что ему претят выходки одессита. Через двадцать лет после окончания войны Коновалов скончался от инфаркта. К тому времени он был контр-адмиралом, а его сыновья, Евгений и Марк, стали командирами атомных подводных лодок. Но корабли его сыновей представляют собой совсем другой мир в отличие от подводной лодки «Л-3» с ее конструктивными недостатками, в которой их отец подкарауливал врага в засаде у отмели Штольпебанк.