Тяжелая дверь со щелчком открывается, и мы проходим в большую комнату с грязно-белыми стенами. Дверь позади захлопывается с грохотом, от которого закладывает уши. Воздух затхлый, несмотря на шумную работу потолочного кондиционера. Откуда-то из глубины лабиринта стен и коридоров доносится ритмичное постукивание. У стены к полу привинчена серая металлическая скамья, где сидит совсем молодой парень, грызя ногти и сплевывая откусанное на пол. На нем синие потрепанные спортивные брюки, кроссовки и грязная серая фуфайка с неразличимым логотипом. Смрад от его тела вызывает невольную тошноту. Я отворачиваюсь, чтобы он не заметил жалость и страх в моих глазах.

Но отворачиваюсь недостаточно быстро.

– Что, все рассмотрела, цыпочка? – Голос у парня гнусавый и высокий, вроде мальчишечьего. Я снова бросаю на него взгляд, но не отвечаю. – Пощупай, не стесняйся! – Он хватает себя за пах и смеется. Безудержное веселье плохо сочетается с этой серой, безрадостной коробкой.

– Заканчивай, Ли, – обрывает его инспектор Стивенс, и парень с усмешкой приваливается к стене, радуясь собственному остроумию.

Констебль Эванс снова берет меня за локоть, впиваясь ногтями в кожу, и подводит к высокому столу. За компьютером сидит полицейский в форме – белая рубашка обтягивает огромный живот. Он кивает Эванс, мельком взглянув на меня.

– Обстоятельства задержания?

Эванс снимает с меня наручники, и мне сразу становится легче дышать. Я растираю красные вдавленные линии на запястьях, находя странное удовольствие в щиплющей боли.

– Сержант, это Дженна Грэй. Двадцать шестого ноября 2012 года в районе Фишпондс был сбит Джейкоб Джордан. Водитель скрылся. Автомобиль был установлен – красный «Форд Фиеста» за номером «J634 OUP», зарегистрированный на Дженну Грэй. Сегодня вечером мы приехали в Блэйн Сэди, коттедж у деревни Пенфач в Уэльсе, где в девятнадцать тридцать три я произвела арест Грэй по подозрению в причинении смерти по неосторожности и самовольном оставлении места аварии.

Сзади со скамьи слышится низкий свист. Инспектор Стивенс оборачивается и меряет Ли нехорошим взглядом.

– Что он вообще здесь делает? – спрашивает он, ни к кому в особенности не обращаясь.

– Ждет своего адвоката. Сейчас я его уберу, – не поворачивая головы, сержант орет: – Салли, отведи Робертса обратно в камеру номер два!

Из смежной комнаты за спиной сержанта выходит плотная коренастая надзирательница; на ее ремне звенит огромная связка ключей. Она что-то жует и на ходу смахивает крошки со своего галстука. Надзирательница уводит Ли куда-то в недра изолятора, и он бросает на меня взгляд, полный отвращения, прежде чем скрыться за углом. Вот так будет в тюрьме, думаю я, когда все узнают, что я убила ребенка: отвращение на лицах других заключенных, повернутые ко мне спины… Я невольно закусываю губу, сразу поняв, что этим дело не ограничится. Под ложечкой сжимается от страха, и я впервые сомневаюсь, что выдержу. Но я напоминаю себе, что бывало и хуже – и я пережила.

– Ремень, – говорит сержант, протягивая прозрачный пакет.

– Что? – теряюсь я. Он говорит со мной так, будто я знаю порядки.

– Ремень снимайте и кладите сюда. Украшения носите? – Он явно теряет терпение, и я лихорадочно расстегиваю ремень, вытягиваю его из шлевок джинсов и опускаю в пакет.

– Нет.

– Обручальное кольцо?

Я качаю головой, инстинктивно трогая легкую бороздку на безымянном пальце. Констебль Эванс просматривает содержимое моей сумки. Там нет ничего особо личного, но все равно кажется, будто грабитель шарит в моем доме. На стол выкатывается тампон.

– Вам это нужно? – деловито спрашивает она. Ни инспектор Стивенс, ни сержант ничего не говорят, но я густо краснею.

– Нет.

Эванс бросает тампон в прозрачный пакет и открывает кошелек. Вынув банковские карты, она наклоняет его, чтобы монеты ссыпались в угол, и только тут я замечаю бледно-голубую визитку, затесавшуюся среди чеков. Мне кажется, что в комнате повисает плотная тишина, забившая уши. Я слышу стук собственного сердца. Взглянув на констебля Эванс, я понимаю, что она перестала писать и внимательно смотрит на меня. Я не хотела глядеть на нее, но не могу отвести взгляд. Оставь эту бумажку, думаю я, просто оставь! Подчеркнуто неторопливо констебль берет карточку и рассматривает. Кажется, она собирается спросить меня о ней, но потом молча записывает в перечень вещей и бросает в пакет к остальному. Я медленно выдыхаю.

Я стараюсь сосредоточиться на том, что говорит сержант, но сразу путаюсь в скороговорке правил и прав. Нет, я никому не хочу сообщать, что я здесь. Нет, мне не нужен адвокат.

– Вы уверены? – вмешивается инспектор Стивенс. – Находясь здесь, вы имеете право на юридическую помощь.

– Мне не нужен адвокат, – тихо повторяю я. – Я сделала то, что сделала.

Настала пауза. Трое полицейских переглядываются.

– Распишитесь здесь, – говорит сержант. – Еще здесь, здесь и здесь. – Я беру ручку и вывожу свою фамилию рядом с жирными черными крестами. Сержант глядит на инспектора Стивенса: – Ну что ее, сразу на допрос?

Комната для допросов тесная и прокуренная, несмотря на отклеивающуюся табличку «Не курить» на стене. Инспектор Стивенс показывает, где я должна сесть. Я пытаюсь пододвинуться к столу, но стул привинчен к полу. На поверхности стола кто-то выдавил ручкой целую серию ругательств. Инспектор Стивенс щелкает черной коробочкой выключателя на стене, и звучит высокий электронный сигнал. Детектив откашливается.

– Сейчас двадцать два сорок пять, четверг, второе января 2014 года, мы находимся в комнате для допросов номер три управления криминальной полиции Бристоля. Допрос проводит инспектор Рэй Стивенс, номер жетона 431, присутствует констебль Кейт Эванс, номер жетона 3908. – Он глядит на меня: – Пожалуйста, назовите свое полное имя и дату рождения.

Я сглатываю и проговариваю через силу:

– Дженна Элис Грэй, двадцать восьмое августа 1976 года.

Я отстраненно слушаю, что говорит инспектор Стивенс: серьезность выдвинутых обвинений, тяжелейшее влияние трагедии на родственников жертвы, возмущенная общественность. Пока он не сказал ничего, чего бы я уже не знала, и никак не усугубил бремени вины, которое я давно несу.

Наконец настает моя очередь.

Я говорю тихо, не отрывая глаза от стола, надеясь, что инспектор меня не перебьет, потому что повторять я не буду. Я скажу это только однажды.

– Тот день был долгим. Я проводила выставку своих работ на другом конце Бристоля и устала. Шел дождь, я плохо видела дорогу…

Мой голос звучит размеренно и ровно. Я готова объяснить, как все произошло, но не хочу показаться оправдывающейся: разве можно оправдать случившееся? Я столько раз проговаривала про себя, что скажу, если настанет эта минута, однако слова звучат нескладно и неискренне.

– Он выскочил из ниоткуда, – продолжаю я. – Только что дорога была совершенно пуста, а через мгновение он уже бежит на другую сторону, маленький мальчик в синей вязаной шапочке и красных перчатках. Было уже поздно как-то реагировать.