Келлер, заметив, что Адорно вернулся, шепнул что-то Ирме и тоже нырнул в туман. В этот раз первым вернулся Тео, спустя минуту. Один. Пройдя мимо Грохенбау, он снисходительно похлопал ее по макушке и, подняв на руки Геллу, донес ее до конечного пункта, где его уже ждал Триер. Я посмотрела на часы. До окончания игры оставалось пять минут. Бертольд за этот срок так и не вернулся.

Когда время закончилось, я прошла по полосе препятствий, освободив из ловушек всех, кто не смог выбраться. Самый большой улов у меня был в конце — шесть человек толкались на пятачке размером едва ли больше средней университетской аудитории.

— Ты понял? — тихо спросила я Берта чуть позже, когда все уже отдыхали на скамейках, приходя в себя.

— Что понял? — переспросил он, пытаясь стряхнуть с ботинок грязь. — Что во второй раз чары меня одолеют?

— Ты переоценил свои силы, когда решил вернуться.

— Но ведь Адорно тоже вернулся!

— Да, для того, чтобы заманить тебя обратно и выгадать время. Он знал, что ты ринешься вслед за ним и постараешься отыскать своих, тогда как сам ждал, когда ты клюнешь на крючок. В итоге, хоть и оставшись один, он все же выиграл.

— Один? А девушка с ним?

— Гелла Фихтенброк числится среди жертв.

Судя по состоянию Геллы, она не раз и не два пересекала линии ментального артефакта. Но светловолосого боевика чары даже не задели, хотя они с Геллой проходили ров вместе. Что наводило на подозрение, что девушку Тео использовал и как индикатор чар, и как щит. А может быть, и не только ее. Теодор Адорно оказался гораздо расчетливее и жестче, чем я ожидала.

— Ирма все испортила, — с досадой сказал юный маг, кинув взгляд в сторону поникшей фрейлейн Грохенбау, отдыхавшей в стороне от всех. — Ей не следовало сидеть и ждать меня. Она должна была покинуть полосу препятствий до того, как время кончилось. Тогда была бы ничья.

— Ирмгарда просто верила в тебя. До самого конца. Не очень рационально, конечно. Но это самый большой дар, Берт, — когда кто-то верит в тебя так сильно и искренне. Когда кто-то ждет.

Бертольд смутился и посмотрел на светловолосую девушку совсем другим взглядом.

— Она и так винит себя, что подвела группу и тебя, — подсказала я. — Иди поговори с ней.

— Ирма не любит, когда ее жалеют, — растерянно пробормотал юноша.

— Значит, ты неправильно это делаешь. Давай, не оставляй юную фрейлейн одну. А то не заметишь, как вместо тебя ее будет утешать другой.

— Мы не пара, если что, — нахмурился Берт, но, заметив, как один из старшекурсников подошел к Ирме, тут же вскочил. — Ладно, посмотрю, чтобы никто из этих упырей ее не обидел.

Глядя украдкой на пытающегося развеселить Ирму Бертольда, что было не так-то просто, учитывая, что сам Келлер отъявленный молчун, я внезапно ощутила острый укол тоски. И вспомнилось отчего-то, как точно так же Мартин сидел рядом со мной после того, как я чудом спаслась от алертийцев, успокаивая и утешая. И совсем-совсем не ворчал, что я сама во всем виновата и не стоило мне быть такой легковерной. А теперь… Плохо быть замужней фрау. Всем все должна, а права ни на что не имею. Даже в детстве дед мне столько не запрещал, сколько теперь запрещает Мартин. И в ошибки постоянно тычет носом — как щенка в лужу.

— Фрау Шефнер, вы что, плачете? — раздался сверху удивленный голос.

— Адорно, что за глупые фантазии, — пробормотала я и шмыгнула носом.

А ведь и правда плачу. Вроде бы и повода никакого нет, а слезы льются и не останавливаются, и на душе так тошно, что хоть в голос рыдай. Я панически оглянулась — не увидел ли кто еще, кроме старосты шестого курса. К несчастью, именно этот момент выбрал Триер, чтобы обсудить со мной результаты соревнования. О боги, если он увидит, как я лью слезы, он же не смолчит! Надо мной весь факультет смеяться будет!

Заметив мою панику, Тео схватил меня за руку, будто помогая подняться, и увлек к полигону.

— Фрау Шефнер, вы обязательно должны на это посмотреть. Когда мы прыгали через стену, я заметил кое-что странное. Помните, вы рассказывали про чары Тутто Ларсена?

— Какого Тутто Ларсена? — повторила я непонимающе.

— Ну того самого, который придумал чары Ландброка… И вот, сижу я, значит, на земле, смотрю на тела своих несчастных сокурсников, приземлившихся не слишком удачно…

Продолжая болтать какую-то несусветную чушь, Адорно завел меня за деревянную изгородь и, быстро выглянув, довольно улыбнулся.

— Отвязался. Триер терпеть не может все эти магические разговоры. Говорит, у него уши от них вянут. Как вы, в порядке?

— В полном. Что-то в глаз попало… наверное.

— Ну да, всякое бывает, — староста серьезно кивнул, протягивая мне неожиданно чистый, без единого пятнышка платок. И откуда он у него, если сам покрыт грязью с ног до головы?

Я вытерла щеки и нос и смущенно посмотрела на своего студента.

— Можно я вам потом его верну, хорошо?

— Хорошо, — послушно закивал он. — Так что случилось, фрау? Из-за чего вы так расстроились? У вас же все прекрасно получилось. Мои — просто в восторге. Особенно от туннеля со звуковыми эффектами. До сих пор в ушах звенит! Вы придумали?

— Нет, кто-то из студентов… Все нормально, Теодор. Правда. Простите, что увидели… что не должны были видеть. И спасибо, что не выдали.

Тео хмыкнул. Взгляд его был внимательным и каким-то задумчивым.

— Никогда не думал, что вы можете быть такой. Вы сохраняли впечатляющее хладнокровие, когда вам угрожал Яргер. Тогда я решил, что понял, почему глава службы безопасности выбрал именно вас как спутницу жизни.

— И почему же? — не удержалась я от вопроса.

— Я подумал, что вы такая же, как и он. Что в вашем сердце нет места обычным человеческим чувствам. Но вы другая, не правда ли? Увлеченная, бесстрашная… но гораздо, гораздо более уязвимая, чем кажетесь на первый взгляд. А это значит, что и Мартин Шефнер не столь уж бездушен, раз руководствовался в выборе жены не разумом, а чувствами.

— Я не понимаю вас, Адорно, — чуть более холодно ответила магу.

— И не надо. Я вымотан и несу полную чушь. — Теодор поднял бледно-голубые глаза к тускло-серому небу, будто пытаясь увидеть золотой диск солнца за тучами. — Слабости… их надо тщательно скрывать, фрау Шефнер. Иначе обязательно найдется тот, кто захочет ими воспользоваться. Не плачьте больше так. Даже если вам делают больно. Лучше верните эту боль тому, кто вас обидел.

— Мне станет легче?

— Кто знает? — рассеянно улыбнулся Теодор. — Пожалуй, нам стоит вернуться. А то решат, что я по вам страдаю и не даю проходу. Ну или вы мне.

— Теодор, — я нахмурилась, скрывая улыбку.

То ли благодаря запутавшему и ввергнувшему меня в смущение Адорно, то ли из-за студентов второго курса, облепивших меня как цыплята и желающих узнать, какие еще артефакты они не смогли «найти», я совсем забыла о своих проблемах с мужем. И вспомнила о них вечером, вернувшись в особняк Шефнеров.