Гардении рассмеялся, усики над темно-пунцовыми губами растянулись, но черные маслянистые глаза оставались холодными и непроницаемыми. Он чувствовал, что в своем интересе к женщинам Холомков был искренен.

– Позвольте полюбопытствовать – почему?

– Да потому, что слишком много претензий и слишком чахлые силенки – стихи глупые и жеманные, как они сами. Что же касается певиц и актрис – то они ничего не придумывают сами, не фантазируют, они изображают то, что написали до них талантливые композиторы и драматурги.

– А ведь знаете, вы – гонкий наблюдатель. – Гарденин, так же как и Илья Холомков, покончил с котлетками, и теперь оба наслаждались кофе с джинжером и хорошей сигарой. – Я об этом никогда не думал. Теперь мне многое стало ясно. Действительно, разговоры об эмансипации совершенно сбивают нас с толку. Кстати, ваше наблюдение относится и к музыкантшам – пианисткам, например? Они неплохо исполняют Шопена и Чайковского.

Илья Михайлович Холомков чувствовал себя польщенным. Не так-то он глуп, как пытались ему внушить некоторые из его бывших знакомых.

– Здесь иногда выступают премиленькие виртуозки. – Гардении все еще не решил, имеет ли его собеседник отношение к английской или германской резидентуре. – Видели ли вы афишу о том, что послезавтра состоится концерт Брунгильды Муромцевой? Она выступает среди учениц Гляссера. На его курсах много недурственных исполнительниц, они обращают на себя внимание – и хорошенькие, и талантливые. А у Муромцевой, говорят, есть художественные задатки, даже больше – стиль, результат хорошей школы и серьезной работы. Я слышал, она очень, очень недурна, только, к сожалению, совершенно невинна Чиста, как лилия. – Гардении плотоядно ухмыльнулся.

– Брунгильда Муромцева? – побледневший Холомков, растерянно хлопая глазами бездонной голубизны, воззрился на резидента «Черного капеллана».

– Вы с ней знакомы? – Гардении постарался задать свой вопрос как можно более безразлично.

– Нет . Пока не имел чести...

Он врал и не понимал, почему врет. Гардении не казался ему опасным соперником: да, привлекателен, да, элегантен, но, судя по всему, больше интересуется картами, чем женщинами. Что же касается старшей дочери профессора Муромцева, то Илья Михайлович в одну секунду вспомнил всю историю их знакомства во время святок – правда, уделить внимание красавице он не мог, поскольку обстоятельства требовали добиться доверия ее младшей сестры... Как все глупо получилось! Сначала его мило принимали в профессорском доме. А затем что-то случилось, и после нелепой истории с попугаем – его принимать, перестали. Холомков не привык к такому обращению и с трудом залечил душевную рану.

Но от судьбы, как говорит народная мудрость, не уйдешь. Светловолосая красавица, благосклонности которой он страстно желал добиться именно по причине ее недосягаемости, ныне сама шла к нему в руки. Она концертирует в Сестрорецке! Он увидит ее!

Господин Гардении понял, что его собеседник старается скрыть охватившее его волнение – могло ли такое быть, если он не знаком с Брунгильдой Муромцевой? А если знаком, то почему не признается в знакомстве? Не станет ли концерт виртуозки прикрытием для конспиративной встречи английского или берлинского резидента со своей нелегальной сотрудницей? И она-то и должна незаметно передать ему важный документ, который собирался изъять из дома Муромцевых агент Сэртэ?

Страшное подозрение закралось в сознание лучшего выпускника «Черного капеллана»: неужели господин Холомков переиграл его еще в самом начале операции и поэтому Псалтырь князя Салтыкова и оказалась на даче Муромцевых?

Клим Кириллович Коровкин пребывал в великолепном расположении духа – он мысленно сравнивал себя с человеком избавившимся от тяжелой изнурительной болезни и идущим на поправку. События минувших дней казались ему невероятным наваждением, безумным мороком, из-под власти которого он благополучно вышел. Не приснилось ли ему все, что происходило на курортном взморье? Против станции Удельная, налево от железной дороги, как знал доктор, находились две больницы для душевнобольных. Разворачивая купленную на вокзале газету, Клим Кириллович с усмешкой подумал, что если события на даче по-прежнему будут развиваться драматически, то кому-нибудь придется оказаться пациентом больницы Святого Пантелеймона, либо Александра. Впрочем, лично он ничего трагического более не ожидал.

Поезд неспешно отправился от платформы Финляндского вокзала, и доктор попытался сосредоточиться на газете. Он остановил свое внимание на статье, посвященной подводному флоту. Автор уверял, что Россия напрасно относится с пренебрежением к подводным судам, за которыми большое будущее. С точки зрения доктора статья была перегружена техническими характеристиками и специальными выкладками, и он быстро потерял к ней интерес. Гораздо больше ему понравилась помещенная тут же публикация о перспективах развития телефонной сети в Петербурге, переходящей в распоряжение городского управления. Из статьи следовало, что обыватели смогут воспользоваться благодетельным изобретением минувшего века уже в ближайшее время, – достаточно будет абонироваться на телефонное сообщение с первого ноября. Правда, количество телефонных абонентов, которые получат удобства дешевого телефонного сообщения, не превысит в ближайшей перспективе и тысячи, а заявок поступило уже больше. Разумеется, сначала абонентами станут жители центральных районов. Клим Кириллович, отложив газету, задумался, не следует ли и ему, и Муромцевым подать заявку на абонирование? Телефонное сообщение действительно сулило много удобств. Он знал, что его идея понравится Муре и скептически будет встречена Брунгильдой.

Читать ему больше не хотелось. Он уселся в тенистую часть вагона, но игривые солнечные зайчики, пробивающиеся сквозь густую зелень растущих вблизи полотна деревьев, умудрялись заглядывать и сюда. Время от времени Клим Кириллович поднимал голову и любовался в, окно проносящимися мимо пейзажами, особенно его радовали своей умиротворенностью редкие светлые полянки с молодой порослью, нежащиеся в теплых вечерних лучах. С любопытством рассматривал он и здания придорожных вокзалов – основательные сооружения из характерных финских материалов – дерева и гранита. Своими башенками: и узкими длинными окнами очень напоминали романтические маленькие замки.

Наконец поезд прибыл на знакомую станцию, Клим Кириллович вышел на перрон. Он не торопился, но рассчитывал застать дачников бодрствующими и не закончившими ужин. Клим Кириллович нисколько не сомневался, что Прынцаев победит в велопробеге, и надеялся, что и Петя Родосский показал неплохой результат – все-таки не зря задиристый студент проводит столько времени с инициатором и организатором соревнований, тренируется, набирается опыта. Поэтому есть надежда, что сегодня он не будет смотреть волчонком на него, Клима Кирилловича, и вечер пройдет без напряжения и скрытых эксцессов.

Молодые люди его возраста страдают излишней несдержанностью, с возрастом она проходит. Хорошо, что Петя ограничивается только демонстрацией наполеоновских поз. К тому же семейство Муромцевых так доброжелательно, что Петина неуравновешенность наверняка пройдет, да и тетушка вроде ему благоволит. Интересно, в кого влюблен Петя? В Муру? С ней он охотно и свободно общается. Или в Брунгильду? Ее, кажется, побаивается, но смотрит с восхищением.