Многочисленностью они не отличались, в каждой ватаге насчитывалось не более двадцати-тридцати человек, но путешественникам и купцам от этого легче не становилось. Разбойники налетали неожиданно, сваливались, как снег на голову, и резали всех беспощадно, чтобы не оставлять живых свидетелей. Кого только ни было в этих ватагах! И остатки татарских чамбулов*, воевавших на стороне Стефана Батория, и западноевропейские наемники — те, кому не подфартило при разделе воинской добычи, и те, что пропили-прогуляли свое содержание, и запорожские казаки-сорвиголовы, оставившие товарищество ради приключений и легкой добычи, и московиты, которым царь Иоанн Васильевич залил столько сала за шкуру, что они ударились в бега и взялись за ножи ради прокорма…

Единственным фактором, который мог удержать их от нападения на путешественников или купеческий обоз, являлась наемная охрана, состоявшая из опытных, закаленных в битвах солдат, притом в достаточном количестве.

Князь держал путь в Берестье*. Прежде чем отправиться в Палестину, он решил заручиться помощью берестейского купца-иудея Шаула Валя, который поддерживал торговые связи с Царьградом и Святой землей.

Шаул Валь был сыном падуанского раввина Самуила, Иуды. Отправившись в свое время из Падуи на учебу в Великое княжество Литовское, Шаул так и остался в Берестье. Николай Радзивилл поддерживал с ним теплые, почти дружеские, отношения. Возможно, потому, что купцу покровительствовал сам Стефан Баторий. За то, что Шаул Валь финансировал войну против Московии, король предоставил ему в 1578 году привилегию на добычу и продажу соли на территории всего Великого княжества Литовского.

* * *

Дорога к Берестью прошла без особых приключений. Время от времени дозорные отряда замечали в отдалении небольшие группы вооруженных людей, но при виде сверкавших лат надворной стражи они быстро исчезали, растворяясь в лесах. А однажды татарский чамбул даже сымитировал атаку, но, не доезжая до ощетинившихся копьями всадников, отвернул в сторону и с криками «Алла-гу-у!» умчался в степь. Татары даже не рискнули пустить в ход свое излюбленное оружие — луки, предваряя нападением градом стрел. Видимо, они заметили, что кроме копий и сабель стражники вооружены еще и мушкетами*, которые выдали свое присутствие дымком от горящих фитилей.

Берестье состояло из трех частей: замка, «места» — основной городской территории, расположенной на острове, образованном Западным Бугом и рукавами реки Мухавец, и Замухавечья — поселения, расположенного на правом берегу Мухавца.

Замок являлся сердцем города и выполнял функцию великокняжеской резиденции. Он представлял собой мощное фортификационное сооружение, основу которого составляли огромные двухъярусные стены; внутри стен находились жилые и служебные помещения, предназначенные для укрытия населения и запасов продовольствия на случай войны. Стены укреплены пятью башнями. Внутри замка располагались жилые помещения, арсенал, кладовые, королевские конюшни.

В мирное время гарнизон Берестейской крепости состоял всего из двенадцати сторожей и такого же числа наблюдателей. Защита замка и города возлагалась на жителей воеводства, но в случае необходимости сюда присылался воинский отряд. В цейхгаузе замка хранились металлические доспехи для сотни воинов, пять мортир и восемнадцать пушек, сотня гаковниц*, протазаны и копья, арбалеты, пушечные ядра и формы для их отливки. Хорошо оборудованный для длительной осады замок имел даже редкие для того времени приспособления — специальные насосы для скрытой подачи воды по деревянным трубам, «рурам».

В городе насчитывалось около десяти тысяч жителей. В центральной (замковой) части Берестья располагались здания магистрата и суда, рыночная площадь, дома зажиточных горожан, церкви и монастыри, улицы мостились в основном деревом. Некоторые дома связывались с башнями крытыми переходами.

Николай Радзивилл Сиротка с большим волнением всматривался в знакомые очертания башен замка. На одной из них, обращенной к торговой площади, находились большие часы с боем. Когда юный князь приезжал в Берестье к отцу, Николаю Радзивиллу Черному, он очень любил слушать мелодичный перезвон часовых колокольцев. Однажды он так заслушался, что его едва не переехал своим возком нынешний староста Берестья, а тогда маршалок королевский, дворный Остафий Волович. К нему Николай Радзивилл и завернул в первую очередь.

Управлять Берестьем пана Остафия назначили после смерти отца Сиротки. А в 1579 году Волович стал канцлером Литвы и каштеляном виленским. Кроме того, пан Остафий был еще и старостой кобринским, речицким и огиньским. В свое время упертый старик вместе с Яном Геронимом Ходкевичем противился избранию великим князем Литвы и королем Речи Посполитой Стефана Батория, предпочитая Эрнста Габсбурга, но после избрания Батория тут же переметнулся на его сторону и попал в фавор.

— Ах ты боже мой, Пресвятая Дева Мария, кого я вижу! — Волович обнял князя и расцеловал. — Сам пан Миколай Радзивилл Сиротка решил навестить старика!

— Не очень-то ты похож на старика, пан Остафий, — смеясь, отвечал Радзивилл. — Тебе добрую рогатину в руки, любого медведя заломаешь.

— Твои бы слова, пан Миколай да до Бога… — тут Волович изобразил страдание и закряхтел, держась за поясницу. — Старые раны донимают, о-хо-хо…

При осаде и взятии Полоцка он командовал хоругвью, а в 1580 году отряд под его командованием овладел Усвятами, где Остафий Волович и получил ранение. Оно оказалось легким, но хитрый старик всегда выставлял его напоказ, чтобы получить порцию соболезнований. Этим самим он сразу осаживал самых ретивых просителей, которые одолевали его почти каждый день. Похоже, староста Берестья решил, что Николай Радзивилл приехал к нему с каким-нибудь злокозненным материальным вопросом.

Отношения Николая Радзивилла и старосты Берестья нельзя было назвать безоблачными. В 1567 году Остафий Волович обратился к Сиротке с просьбой выдать ему некие государственные документы, хранившиеся в обширном архиве Радзивиллов. Несмотря на то, что эта просьба исходила от фактически третьего по значению (после великого князя и канцлера) в иерархии власти государственного лица (тогда Волович был подканцлером), Николай Радзивилл отказал ему в этой просьбе. Пришлось в это дело вмешаться самому великому князю и королю Сигизмунду Августу.

Но годы сделали свое, и Остафий Волович искренне радовался встрече с Николаем Радзивиллом. По крайней мере, Сиротке так казалось. За ужином они вспоминали бывшего берестейского старосту, отца Николая Радзивилла, который построил церкви Архангела Гавриила и Святого Николая и основал в городе первую в Литве типографию.

— Наша типография лучше, чем у Мамоничей в Вильне, — хвалился раскрасневшийся от вина пан Остафий. — А какие мыслители собрались в Берестье! Михайло Рымша, Якуб из Калиновки, Василий Тяпинский, Симон Будный… А все твой отец, пан Миколай. Это он им покровительствовал. Вот уж у кого была светлая голова…

Николай Радзивилл лишь улыбался и поддакивал, слушая цветастую речь канцлера. Трокский каштелян Волович стал канцлером после того, как Николай Радзивилл Рыжий отказался от этой должности из-за своего несогласия по поводу разрешения иезуитам открыть свою академию в Вильне. Остафий Волович был умным человеком, он получил отличное образование в европейских университетах, и тем не менее его простота в общении подкупала.