Я люблю эту женщину. Я не могу жить без нее. Я ревную ее и к ее сыну, и к ее мужу. Черт возьми, я хочу, чтобы она осталась в живых, и понимаю: когда ей было сорок, мне было пять…

Моргот отважился позвонить Сенко только в среду, когда успел убедить себя в том, что не таким уж и позорным было его бегство. Сенко, как ни странно, обрадовался.

- Громин! Немедленно приезжай. Во-первых, у меня твои кеды. Во-вторых, я тебе расскажу, чем закончилась наша рыбалка.

- Я купил новые кеды. И чем, собственно, могла закончиться рыбалка? Неужели тяжелым похмельем?

- Приезжай, говорю. Я раздобыл бутылку настоящего шотландского виски, и мне не с кем ее выпить.

- Виски - это плохо очищенный самогон. Но я приеду.

Моргот не мог отказаться от поездок в авиагородок. Эта составляющая его жизни много для него значила: он убеждал себя (и меня) в том, что сжигал машины миротворцев из любви к риску, что в нем сидел инстинкт разрушения, что ему нравилось смотреть, как они горят. Но я слишком хорошо помню, что чувствовал злорадство, - наверное, Моргот испытывал то же самое. И по силе оно могло сравниться с ненавистью. Не думаю, что он считал это местью: он, в отличие от меня, мог сопоставить между собой человеческую смерть и уничтоженную вещь. Моргот получал от этого удовольствие и не записывал это себе в заслуги. Но как-то раз он сказал что-то о горящей земле у них под ногами…

Набрав в магазине закуски поинтересней, он поймал машину и махнул в авиагородок. Но к его приезду у Сенко уже сидел Антон, который, похоже, успел набраться где-то в другом месте.

- Громин! - рявкнул он из кухни, стоило Морготу перешагнуть порог.

- Чего тебе? - поинтересовался Моргот, передавая Сенко пакет с закуской.

- Скажи мне честно, почему мы тут сидим и давимся их сивухой, когда они спокойно разгуливают у нас прямо под окнами?

Моргот зашел на кухню и демонстративно выглянул на улицу.

- Не вижу там ни одного шотландца…

- Зато я вижу! - Антон шарахнул кулаком по столу.

- Это белка, Антон. Это не шотландцы, это чертики… - Сенко похлопал его по плечу.

- Сами вы… чертики… - проворчал Антон. - Давай, Громин, пей скорей. Хочу, чтоб ты дошел до моего состояния. Тогда я вытряхну из тебя всю душу…

- Боюсь, к тому времени ты будешь лежать под столом, - Моргот, как всегда, развалился на стуле, опираясь спиной на холодильник. В последнее время ему нравилось сидеть около окон. Раньше он не замечал, что жизнь в подвале на него давит - низким потолком и отсутствием панорамы: окна у нас были маленькие, под самым потолком, и даже со стула ничего, кроме зарослей крапивы, в них не просматривалось. А Сенко жил на девятом этаже, под окном его кухни как раз лежала малоэтажная застройка миротворцев, вдали виднелся аэропорт и самолеты, заходившие на посадку или поднимавшиеся в воздух. А за ним, на далеком горизонте, - кромка леса.

Сенко подмигнул Морготу и наполнил ему рюмку.

- Ну, за встречу! - Моргот с подозрением понюхал виски и поморщился.

- Нормально! - махнул рукой Сенко. - Знаешь, сколько стоит эта бутылка?

- Флакон с французской туалетной водой стоит еще дороже. Но это не повод из него пить, - Моргот поморщился еще раз и влил в себя содержимое рюмки - на вкус оказалось не так уж и противно.

- Огурчика, - Антон качнулся в сторону стола, пальцами выудил огурец из стеклянной банки и сунул Морготу под нос.

Моргот отодвинулся, вырвал огурец у него из рук и откусил половину. Сенко последовал его примеру.

- Шотландский виски под соленые огурцы - это патриотично, - изрек Антон и тоже выпил.

- Щас быстренько - по второй, и я расскажу про рыбалку, - Сенко снова начал разливать виски.

- Погоди со своей рыбалкой! - Антон еще раз грохнул по столу кулаком. - Я вас хочу спросить, почему мы трое, здоровые молодые мужики, сидим тут и глушим это пойло?

- А что бы ты предложил глушить? - спросил Моргот, закуривая.

- Посмотри по сторонам, Громин! - протянул Антон и широко повел рукой над столом, пока не уперся пальцем в оконное стекло. - Посмотри! Они ходят там, внизу, и ничего не боятся! А мы сидим здесь и глядим на них! И ничего не делаем!

- Мы уничтожаем их запасы спиртного, - сказал Сенко, поднимая рюмку.

- Нет, Сенко. Мы покупаем у них их гребаное спиртное. Мы отдаем им наши деньги. Мы отдаем им железную руду, мы отдаем им нефть, которой у нас и так кот наплакал. Они вывезли от нас столько леса, что нам бы хватило на сто лет!

- Не иначе, ты сегодня проснулся! - хохотнул Моргот. - Они вывозят лес уже пять лет.

- Громин! Ты не понимаешь! - Антон привстал, но не удержался на ногах и плюхнулся обратно на стул. - Нас разорили, нас обобрали до нитки! Я на стройке корячусь, как последнее чмо… Сенко, мля, на рынке телефонами торгует! Как будто так и надо! Сенко, у тебя сколько четверок в дипломе? А? Сенко? Ты слышишь меня?

- Одна, - кивнул Сенко. - За это и выпьем.

- Правильно, - согласился Моргот, заранее доставая огурец.

- Вам только б сивуху жрать… - Антон первым опрокинул в рот рюмку. - А я, может, о Родине думаю!

- Вот уже целый день? - усмехнулся Моргот.

- Сволочь ты, Громин. И всегда был сволочью, - Антон отвернулся к окну, запихивая в рот огурец. - Тебе без разницы! Ты не понимаешь!

- Я не понимаю, почему ты корячишься на стройке, - Моргот выпил и закусил. - Вперед и с песней в ряды бойцов Сопротивления!

- Ага? - Антон снова попробовал встать. - Назад, к коммунизму? Нет уж! Такого счастья мне не надо!

- А чё так? - Моргот широко улыбнулся. - Чем это тебе Лунич хуже Плещука?

- Ненавижу. Строем ходить - ненавижу!

- Ходи не строем, - Сенко с полуулыбкой по-дружески накрыл руку Антона своей, - корячься на стройке. Громин, объясни ему, почему мы так плохо живем.

- Делать мне нечего, - фыркнул Моргот.

- Ну, тогда я объясню. Нас обманули, Тоша. Нас сделали, как пятилетних ребятишек! Нам навешали на уши лапши о свободе. Хавай эту свободу, только смотри, чтоб она у тебя из ушей не полезла. Строем он ходить ненавидит! Много ты ходил строем? Чего ты хочешь, определись сначала. О Родине он думает! Да пошел ты к черту! Много нас таких, которые думают… На кухнях водку жрем и о Родине думаем.

Сенко плеснул себе в рюмку виски и быстро выпил.

- Громин, по крайней мере, не выделывается, - проворчал он, дожевывая огурец.