Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Традиционное общество — очень устойчивое социальное образование. Оно сформировалось в глубокой древности как родоплеменная и общинная организация. Главной целью этих форм человеческого общежития являлось стремление людей выжить в неблагоприятных условиях. Методом естественного отбора были найдены способы социальной организации, дающие возможность существовать этнической общности неопределенно долго. В круг обязательных принципов совместной жизни входили:
• коллективизм (круговая порука, взаимная поддержка);
• верховенство интересов группы над личными;
• сплачивающее группу противопоставление «своих чужим»;
• иерархия и авторитаризм, дающие возможность управлять группой с разными психологическими типами и характерами.
Особую роль в цементировании группы (рода, племени, позже народности) играл набор обязательных неписаных правил, которые прибрели статус сакральных (священных) — обычаи, традиции.
Обычаи направлены на сохранение этноса. Они снимают с человека проблему выбора, давая четкие ответы на вопросы «что делать?» и «что делать нельзя?» во многих жизненных ситуациях, прежде всего, самых распространенных и повторяющихся: как выбирать супругу (супруга)? как воспитывать детей? как относится к старикам? как хоронить усопших? И т. д. На десятки житейских вопросов есть готовые, отшлифованные временем ответы.
Многовековое существование народа означает, что имеющиеся обычаи верны в своей сути и потому их бездумное разрушение может поставить под угрозу стабильность этноса. В этом суть глубинного конфликта между старым и новым. Новое двигает этнос вперед по пути развития, но при этом оно должно доказать Традиции свою адекватность целям сохранения народа. Христианству (как и любой другой пришедшей извне религии), вытеснявшему язычество, также пришлось доказывать, что новые предлагаемые нормы морали и правила поведения вписываются в объективные цели охранения жизнеспособности этноса. И христианство не закрепилось до тех пор, пока не впитало в себя обычаи традиционного общества, которые стали выдаваться за свои. Христианская мораль, равно как и мусульманская, конфуцианская, индуистская и т. д. — это перелицованная и отчасти переосмысленная мораль традиционного общества, уходящая в дописьменную древность.
Показательно, что большевики, упразднив многие старые обычаи, немедля взялись конструировать новые и неплохо на этом поприще преуспели. Например, церковные праздники заменили революционными, а там, где не получилось, то сделали их своими, как праздник Нового года, признанный официально в начале 1930-х годов.
Наличие таких празднеств — не мелочь. Они необходимы для сохранения солидарности общества. Совместные праздники — способ единения, идущий от общеплеменных и родовых пиров. Как минимум несколько раз в году люди должны были почувствовать себя частью группы, частью общего.
В современных государствах функцию воспитания единения выполняют общенациональные даты — День независимости, День Конституции и пр. Большую роль приобрели спортивные состязания, где «наши» бьются с «чужими». И победа «своих» становится порой общенациональным праздником.
Крайняя индивидуализация жизни ведет к выхолащиванию праздников единства. Они утрачивают свою объединительную функцию. Люди остаются сидеть дома, не общаясь коллективно. С точки зрения сохранения этноса, его солидарности это дурной знак. И государство с позиции традиционного общества правильно делает, когда пытается переломить тенденцию к тотальному отчуждению, организуя массовые гуляния и прочие празднества.
Воспитанное чувство единения проявляется в дни тяжелых испытаний — войны или стихийных бедствий. Без укорененной на социальногенетическом уровне готовности действовать сообща, прийти на помощь, преодолеть испытания — обществу много труднее выдержать трудности.
Для народов с менталитетом традиционного общества характерна боязнь внешних культурно-идеологических заимствований. Глубинной причиной такого рода сопротивления является инстинктивный страх за энергетику своего этноса. Если народ начнет перенимать некое качество от других, то не приведет ли это к эрозии источников силы? Такая осторожность не есть просто расизм, национализм и ксенофобия, как зачастую принято считать. Инстинктивная осторожность перед чужими влияниями широко распространена в природе, в животном мире, где в арсенал борьбы за существование и доминирование входит жесткий отбор внешних влияний. Это соответствует физическому объяснению понятия энергии, как силы, которая сохраняется в системе, пока система является замкнутой, то есть антиэнтропийной. К сожалению, современные социальные науки, пораженные недугом политкорректности, мало анализируют проблему обмена этноэнергетическими качествами (все больше на уровне пары «модернизация — реставрация»), да и сама проблема нередко слабо осознается.
Нормальное заимствование происходит через приспособление нового к старому, когда чужое делается своим. Делается это так, чтобы сохранялась преемственность. Преемственность — важнейшая черта зрелой и здоровой культуры. Попытки разрыва, утеря традиций означает потерю былого качества и свидетельствует о кризисе в обществе, иногда о начавшейся ее деградации. («Распалась связь времен», — восклицает Гамлет, предчувствуя катастрофу.) Но сохранение традиций тоже не самоцель. Иначе общество превратится в застойное болото.
Традиционное общество под воздействием материального прогресса разлагается. Особенно разрушительно действует урбанизация, что влечет за собой рост удельного веса городского населения. Но у традиционного общества остается такое мощное средство защиты как высокая рождаемость. Подобно осколкам взорвавшейся планеты, миллионы людей с традиционалистской психологией расселяются по миру, вольно или невольно бросая вызов цивилизации гражданского общества, готовые перехватить историческую инициативу и сменить старых хозяев в Западной Европе, США, России…
Демократическое, оно же гражданское общество, возникшее в античности, более динамично, что стало источником мощного цивилизационного прогресса. Это привело к появлению того, что недоступно обществу традиционному — промышленности и науки, как ведущей производительной силы. Но платой за динамизм стала повышенная энтропия. В свое время широкую известность получила книга К. Поппера «Открытое общество», где провозглашалась благотворность либерального социума как открытой системы. Пропагандистами этой идеи стали многие деятели Запада, например, такие как финансист и миллиардер, склонный к теоретизированию, Джордж Сорос. Сторонники концепции К. Поппера исходят из очевидной вещи: открытость лучше социальной замкнутости и отчужденности. Казалось бы, что тут спорить? Одно плохо: они забыли о втором законе термодинамики. Открытая система, одновременно, есть объект с повышенным расходом энергии. Кроме того, «открытое общество» открыто для чужеродных влияний, могущих стать разрушительными для нее. Поэтому, по сравнению с традиционным социумом, для которого тысячелетие не срок, время нормальной жизнедеятельности гражданского социума исчисляется несколькими веками, после чего оно входит в витальный кризис. Это видно на примере Франции и Великобритании. В XIX веке то были наступательные государства, создавшие огромные колониальные империи, чья переселенческая политика привела к появлению таких государств, как Австралия, Новая Зеландия, Канада, США. Но уже через несколько десятилетий они стали терять эти территории, а затем приняли решение ликвидировать заморские колонии и уединиться на своих исконных землях. Смена наступательной идеологии на оборонительную помогла ненадолго. В энергетически слабеющее общество хлынули потоки эмигрантов. И теперь эти государства сами превратились в объект экспансии. Налицо кризис «открытой системы», усугубляемого наплывом дешевых товаров из стран «третьего мира», убивающих местную промышленность. Наблюдатели констатируют: то, что подавалось как экономическая модернизация, на деле привело к упадку промышленности, на смену которой по большей части не приходит ничего. В 1970-е годы промышленное производство обеспечивало 30 процентов национального дохода Великобритании и давало работу 6,8 миллионам человек. К 2012 году доля промышленности в ВВП сократилась до 11 процентов, а количество занятых в сфере — до 2,5 миллиона человек. Надежда была на переход к «экономике знаний». Мол, товары будут производиться в странах с дешевой рабочей силой, а Англия сосредоточится на создании идей, программном обеспечении, брендов, оказании финансовых услуг и других подобных вещах. В реальности же, такое «открытое общество» стало превращаться в паразитарное сообщество. Внешнеторговый дефицит стал не просто хроническим, он стал огромным, достигшим 100 миллиардов фунтов стерлингов.