Георгий взял булку с сахарной присыпкой. Это была его любимая булка, и друг об этом еще помнил.

– Все гораздо страшнее, чем ты думаешь, – он налил себе заварки и добавил кипятку. Из чайника шел сногсшибательный аромат горных трав. – Оксана убита.

Говорков уронил ложку, которой брал сахар:

– Как – убита? Она что, мертва?

– Мертвее не бывает, – хмуро ответил Карпов.

Денис закусил губу:

– Это ты ее убил?

– Ты сошел с ума, – прошептал Георгий. – Я не притрагивался к ней и пальцем.

Он начал сбивчиво рассказывать о том, что произошло с ним на заброшенном участке. Приятель слушал и становился все мрачнее.

– Ты узнал бы нападавшего? – спросил он.

Георгий покачал головой:

– Нет. Было слишком темно.

– Думаешь, это Лозовой?

Приятель пожал плечами:

– Понятия не имею. Зачем ему нападать на меня? Неужели для того, чтобы отнять последние четыре тысячи долларов? Это как-то неправдоподобно.

Денис стукнул себя по лбу:

– Неужели ты не понимаешь? А если на все это посмотреть по-другому? Допустим, Оксана не сдержалась и обо всем рассказала бывшему мужу. Допустим, она решила убить двух зайцев – пощипать тебя и пошантажировать его. Она могла предложить Лозовому такой вариант: он дает ей деньги или подписывает нужные бумаги, она же в ответ ничего тебе не говорит. Правда, четыре тысячи долларов еще ни для кого не были лишними, и женщина просит Юрия отобрать у тебя бабки. Он соглашается. Я бы на его месте тоже согласился. Сам Лозовой пытался отобрать у тебя «зеленые» или кого-то попросил – это не столь важно. Важно, что делиться с женушкой он не собирался. Такой свидетель его темных дел ему ни к чему: любой шантажист никогда не ограничится одним разом и придет снова. Вот Юрий и прикончил супругу. Паршиво, конечно, что ты оставил там свой нож и права.

– Паршиво, – кивнул Карпов, – и поэтому я должен покинуть твой дом.

Денис сжал его локоть:

– Ты никуда не пойдешь. Мы что-нибудь придумаем. И притом здесь тебя не станут искать. Ты не сказал Людмиле, куда подался?

Георгий покачал головой:

– Разумеется, нет.

– Правильно, – Говорков вздохнул. – Вот кого не стоило вмешивать – так это ее. В ее положении…

– Люда – это моя боль, – вздохнул Георгий. – По-хорошему, я должен быть рядом с ней. Должен присутствовать при появлении ребенка. Неужели я его никогда не увижу? – Он стал скрести ногтем по полированной поверхности стола. – Деня, сколько мне светит? Пожизненное?

Говорков стукнул кулаком по столу:

– Не говори ерунды. Мы еще поборемся. Ведь существует же на свете какая-то справедливость? Высшая справедливость – так говорят. Виновный в твоих несчастьях еще будет наказан.

– Да, – согласился Карпов. На него вдруг навалилась усталость, глаза слипались. Он поднялся со стула: – Я пойду, Денис. Спасибо за хорошие слова. Я очень вымотался за сегодняшний день. Тебе не нужна моя помощь, чтобы убрать со стола?

– Не смеши, – отозвался Говорков. – Ложись отдыхать. Утром поговорим. Утро вечера мудренее.

Георгий, пошатываясь, пошел к себе. Кружилась голова, перед глазами плыли круги. В комнате он опустился на кровать и придвинул к себе сумку с вещами. Повесить в шкаф рубашки не хватало сил. Георгий вытащил рубашку, в которой отвозил выкуп, и бросил ее на пол. Как она здесь оказалась? Зачем он притащил ее с собой? Наверное, это получилось автоматически. Уходя из дома в тот вечер, Георгий кидал в сумку все подряд. Руки снова задрожали, и Карпов потянулся к рубашке. У него возникло желание срочно избавиться от нее. Ведь он никогда больше не сможет ее надеть! Мужчина потянул рубашку за уголок и приподнял. Что-то выпало из кармана и стукнулось об пол. Георгий наклонился и в ужасе отпрянул. На светлом линолеуме лежал крестик, маленький крестик из белого золота на тонкой цепочке. Карпов узнал бы его из тысячи. Этот крестик он привез своему сыну Димке из Греции. Этот крестик был на ребенке, когда его похитили. Мальчик его никогда не снимал. Рядом с крестиком лежали ключи от машины, с брелоком, на котором был нарисован джип. Мужчина сразу понял, ключи от какой машины он взял в руки. И то, что теперь эти вещи здесь, означало только одно… Означало еще одно доказательство того, что он последний видел ребенка и что он похитил собственного сына. Страшный крик вырвался из груди измученного Георгия, и он упал на пол и стал биться в истерике.

Эти воспоминания и сейчас не доставили ему удовольствия. И об этом придется завтра рассказать Климу и Валентину. Хотя ему и не хотелось снова окунаться в них и посвящать в это незнакомых людей (они говорили, что желали добра, но как это проверить на деле, ведь пока друзья только вытащили его из клиники), однако без их помощи ему было не справиться. А потом он вспомнил, как поделился с Денисом и их разговор о раздвоении личности. Ведь только таким образом можно было объяснить его действия. Друг зашел в комнату с подносом, присел возле его постели и налил в стакан какой-то пахучий напиток:

– Выпей, дорогой мой. Это успокаивает.

Сначала Георгий послушно взял в руки стакан, глотнул, поморщился и поставил его на столик.

– Меня сейчас уже ничто не может успокоить. Ты лучше скажи, что мне делать, как с этим жить?

Друг пристально посмотрел на него:

– Ты полагаешь, что действительно похитил собственного сына и убил Лозовую? Разве такое возможно?

Карпов приподнялся на локте:

– Ответь мне на один вопрос, только честно, не жалея. Когда я бросил чемодан с деньгами в ручей, из-за кустов сразу показалась удочка?

Приятель немного помедлил, словно обдумывал ответ:

– Не сразу. Дипломат сначала застыл на месте, наверное, зацепился за водяные растения, а потом поплыл по течению. Тут его и подцепили.

– Сколько времени ты там пробыл?

Денис наморщил лоб:

– Минут пятнадцать-двадцать, наверное.

Карпов до крови закусил губу.

– Значит, я бы успел, – прошептал он.

Говорков подался к нему:

– Что ты сказал?

– Ничего хорошего, – произнес друг. – Похоже, все хуже, чем я думал. Тем не менее, как бы чудовищно это ни выглядело, такое многое объясняет. И дурацкие фотографии, в которые я не хотел верить, и показания шлюшки, и мой нож на месте преступления, и, наконец, крестик в кармане моей рубашки. Он мог попасть туда только одним способом – я сам снял его с шеи собственного сына.

Говорков бросил на него удивленный взгляд:

– Ты же сам говорил, что не мог отыскать нож в доме Оксаны. Разве это не означает, что кто-то его похитил, чтобы тебя подставить?

– Это тоже можно объяснить проще, – вздохнул Георгий. – Когда поблизости просигналила машина, я просто сбежал оттуда. Вполне возможно, стоило поискать еще. Я в испуге отбросил его в сторону. А уж куда он закатился – черт его знает. – Он дотронулся до локтя друга. – Сначала я думал, что кто-то вырубил меня на даче Лозовой. Однако я хорошо осмотрел себя, и знаешь, что обнаружил? На моем теле нет ни единого синяка. Никто меня не вырубал, вот что это означает. Возможно, случился обморок, точно такой же, как и у мусорозавода в ночь передачи выкупа, как и в день похищения. Теперь я просто не имею никакого права жить в твоем доме, Денис. Если я болен, то эта болезнь не что иное, как раздвоение личности. Я ведь совсем не помню, что я делал и где был. Тебе опасно находиться рядом со мной. Кстати, тебе никогда не казалось, что со мной что-то не то?