— Зачем вы тратились, Андрюша? — сказала мама слегка растерянно.

— Это вам за сына, Ирина Ивановна… у вас замечательный сын, я многим ему обязан. А значит, и вам.

Мама звала Обнорского попить чаю, но Андрей весело и вежливо отказался. Говорил, что нет времени и что внизу, в машине, уже ожидает группа товарищей.

Зверев и Обнорский ушли. Пока спускались по лестнице, Обнорский быстро рассказывал:

— Беленькая и черненькая. Вера и Наташа, студентки с журфака… Сексапильность! Темперамент!

— С какого фака? — спросил, усмехаясь, Зверев.

— Не умничай. С нормального фака… Девки с понятием, сиськами и без комплексов. Тебе какую?

— На месте посмотрим, — ответил Зверев.

Ирина Ивановна вышла на балкон. Внизу, во дворе, увидела «ниву» с распахнутыми дверцами и «группу товарищей» возле нее: блондинку и брюнетку в очень коротких платьях. Она увидела, как из подъезда вышли Сашка и Андрей, подошли к девицам.

Мать почувствовала укол ревности. Маленький, но болезненный. А Обнорский внизу скакал на одной ноге и что-то говорил, и все смеялись. Ее сын тоже смеялся, и его смех доносился снизу.

Машина с распахнутыми дверцами была похожа на сердитого, готового взлететь жука, а мать смотрела сверху на сына, и сердце ее щемило от счастья и тревоги. Потом «группа товарищей», сын и Андрей сели в машину, дверцы хлопнули, и сердитый жук выполз из двора. Ирина Ивановна печально смотрела ему вслед.

А потом она вернулась в комнату, поставила цветы в вазу и достала с полки альбом с Сашиными фотографиями.

* * *

Дюжины презервативов им хватило. Кое-что еще и осталось. После того как притомившихся девиц отправили на такси домой, Обнорский и Зверев вернулись в однокомнатную квартиру журналиста. Сашка сказал:

— Да уж, девицы действительно без комплексов.

— Я же говорю — с журфака… выпить хочешь?

— Давай, — согласился Зверев.

Обнорский налил в фужеры остатки шампанского. Выпили. Шампанское было теплым и выдохшимся. После общения со студентками Зверев тоже ощущал себя вконец выдохшимся. За окном была ночь, тихая и призрачная. Двое мужчин сидели и молча курили. Теплый ветер влетал в окно, шевелил шторы.

— Андрюха, — сказал Зверев негромко, — хочу тебя спросить…

— Поставь на ней крест, Саша, — произнес Обнорский, не глядя на Зверева. Сашка стиснул зубы.

* * *

Роман с чужой женой разворачивался стремительно. Настя настолько заворожила Зверева, что он потерял голову. Он настолько потерял голову, что уже готов был жениться. Он отдавал себе отчет, что, если это произойдет, со службой придется расстаться. Полковник, первый заместитель начальника ГУВД, не простит рядовому оперу такой пощечины… А Зверев был мент по жизни. Как ни банально звучит, но он не видел себя вне сыска, вне этой будоражащей, захватывающей и опасной работы. И все же он готов был пойти даже на эту жертву.

Однажды он сказал Насте:

— Выходи за меня замуж. И получил решительный отказ. Ироничный по форме и оскорбительный по сути.

— Ну, брошу я Тихорецкого, — говорила Настя с улыбкой, — отвезешь ты меня на трамвае в ЗАГС. Усатая тетенька поставит нам штампики в паспорта. А потом ты — опять же на трамвае — привезешь меня в свою двухкомнатную квартирку к твоим папе и маме. Ой, счастья-то будет! Мы с мамой будем делать котлеты в пятиметровой кухне и смотреть ваши семейные альбомы. Раз в месяц ты будешь приносить мне зарплату — целых сто пятьдесят рублей.

— Да разве в этом дело, Настя? — спросил он.

— В этом, милый, в этом. Жизнь-то у меня одна, и прожить ее в нищете я не хочу. Я не хочу носить штопаные колготки и есть макароны. Это мерзко, Саша. Б-р-р… это пошло.

Зверев встал тогда с супружеского ложа Тихорецких и ушел курить в кухню, где висела фотография Павла Сергеевича Тихорецкого. Улыбающийся полковник с ружьем в руке попирал ногой тушу убитого кабана. Иногда Звереву казалось, что на фото лежит не кабан, а он — капитан УР Александр Зверев… Через минуту в кухню вошла Настя. Сказала:

— Ну что. капитан, обиделся? Обгадила душу корыстная стерва? Плюнь, капитан, перемелется… найдем мы тебе бабу, глупенький.

И засмеялась низким грудным смехом. От этого смеха Сашка всегда шалел. Через минуту они снова оказались в постели.

Так все и продолжалось. Тайные встречи, постель… К мужу Зверев ревновал Настю неистово. Иногда ему казалось, что нужно прервать все отношения с этой притягательной женщиной… но он не мог. Иногда ему казалось, что нужно избавиться от полковника. Радикально. Раз навсегда. Он гнал от себя эти шальные, опасные мысли.

Настю он, разумеется, простил. Не мог не простить. Однако этот эпизод заставил задуматься о вещи прозаической — о деньгах. Платили операм оскорбительно мало. И если в советские времена, в условиях уравниловки, это не очень бросалось в глаза, то в 1991-м… Вы помните 91-й год? Инфляция, шок, стремительное расслоение и разложение общества. Легализация спекуляции, вседозволенность и бесконтрольность. Обогащение одних и обнищание других.

Обнищание и разложение коснулись милиции едва ли не в первую очередь. Потому что бюджетники, с одной стороны, и потому что появился спрос на их услуги — с другой: мгновенно расплодившиеся кооперативные клоповники искали «крышу». И многие нищие сотрудники МВД ринулись крышевать. Сюрреалистическое поставгустовское «государство» само разламывало все устои и толкало людей в криминал… Да ладно! Что тут рассуждать? Об этом сто раз уже говорено.

Короче, к октябрю 1991 года оперуполномоченный УР капитан Александр Андреевич Зверев был морально готов к тому, что деньги можно зарабатывать по-разному. Оставалось только получить последний толчок. Дождаться какого-то «случая».

И случай не замедлил подвернуться. О, сила случая, который подворачивается вовремя!

Однажды, в конце октября, когда серое питерское небо давит и напоминает о близкой зиме, и сыпет мокрым снегом с дождем, а деревья роняют последние листья… однажды в такой вот серенький день Настя и Зверев лежали на скверной тахте в скверной квартире зверевского агента. Сашка приспособил эту квартиру для свиданий. И Настя, плача, рассказала, что ее муж, первый замначальника ГУВД, полковник Тихорецкий, давно уже ведет двойную жизнь. Честный и неподкупный милиционер Тихорецкий во второй своей жизни — самый настоящий преступник. Он работает в паре с неким Магомедом Джабраиловым, который организовал масштабное подпольное производство водки. Но и этого Пал Сергеичу оказалось мало: на пару с Джабраиловым полковник провернул аферу, которая позволила кинуть партнеров — поставщиков спирта на оч-чень немалую сумму.

Вот и все! В голове опера щелкнуло какое-то реле, и Сашка понял, как решить финансовый вопрос. Тот проклятый финансовый вопрос, который разделял его с Настей. Приблизительная схема комбинации сложилась в голове в один момент. Как ты уже догадался, читатель, Зверев решил «конфисковать» у Джабраилова деньги, заработанные дагестанцем на кидке… С этической стороны здесь все было вполне «нормально». Во всяком случае, Сашка убедил в этом себя и, преодолевая сопротивление, Настю… Судейская психология Анастасии Михайловны протестовала. Но опер был настойчив, изобретателен… Настя колебалась. Тогда он привел главный аргумент.