— Ты хорошо все устроил, я доволен твоей работой. Об интервью обещаю подумать, — в сущности неплохая мысль… Так их было всего восемь?

В ответ послышался хорошо знакомый голос:

— Да. Пятеро погибли по дороге сюда. Шестой подорвался на растяжке, и его оставили в небольшом гроте под присмотром седьмого — сержанта. Восьмой, он же последний — лежит перед тобой.

— Он командовал группой?

— Он.

— А что с теми, оставленными в гроте?

— Сержанта я прикончил. Все сделал сообразно обычаев твоих орлов — отрезал башку и спрятал вместе с оружием. Потом вспорол брюхо… А раненного не тронул.

— Почему же? Неужто пожалел?

— Скажешь тоже!.. Просто нужны свидетели предательства Торбина, поэтому оставил с ним своего парня. Вот они-то вдвоем все и подтвердят. К тому же, сам понимаешь — вернусь не один, а притащу на себе молодого солдата с оторванной ногой… Разве кто заподозрит после этого в двойной игре?

— Хм… Недурно придумано. Прямо-таки с восточной хитростью.

После нескольких услышанных фраз, Гроссмейстер вспомнил об осенившей догадке перед тем, как кто-то приложился тяжелым предметом к его затылку. Теперь все встало на свои места: второй голос принадлежал полковнику Щербинину, ну а первый, и в этом он почти не сомневался — эмиру Шахабову…

— Что-то уж больно молод, — снова заговорил Медведь, и Станислав почувствовал, как его толкают ногой, пытаясь перевернуть лицом вверх, — неужели поопытней бойцов не нашлось — посылаешь против меня сосунков… Смотри Юрий Леонидович, обижусь!..

Посмеявшись над шуткой заместителя Командующего чеченской армии, комбриг все же возразил:

— Так-то оно так, да боец, можно сказать, прирожденный. Чемпион России и Вооруженных Сил по боксу; владеет всеми видами единоборства; отлично стреляет из всего, что может стрелять. Твоих-то в долине он с двумя сотоварищами всех до единого положил.

— Да, много народу загубил… — согласился кавказец и задумчиво переспросил: — чемпион, говоришь?..

— Абсолютный чемпион, — подтвердил Юрий Леонидович, но внезапно насторожился: — а что это ты задумал? Уж не собираешься ли оставить его в живых?

— Навря-яд ли, — уклончиво протянул собеседник. И снова вернув шутливый тон, уточнил: — тебе же такие свидетели не нужны?

— Упаси бог!

— Ну и я не заинтересован в твоем провале. Нам ведь еще долго предстоит сотрудничать, верно?

— Само собой… — успокоился полковник. — Ладно, Беслан Магомедович, пора мне отчаливать в обратный путь. Пару проводников на денек для надежи дашь? А то, не ровен час, твои же где-нибудь хлопнут…

— О чем речь? Проводят…

— Расчет по прежней схеме?

— Получишь как всегда в Питере. Принесет тот же человек.

— Годится. И про интервью не забудь. Вот увидишь — тебе же спокойнее станет. Репортеров радио и телевидения по Чечне разъезжает — будь здоров. Поручи надежному заместителю, он встретиться с ними, наплетет про твою героическую смерть, и все останутся довольны: я отрапортую о выполнении задания; командование доложит в Москву; да и отряд твой перестанут донимать спецоперациями. Согласен?

Эмир не ответил, а, вероятно, удовлетворенно кивнул. Торбин услышал, как они хлопают друг друга по спине, обнимаясь на прощание.

Когда стихли шаги Щербинина, пленного облили ледяной водой и рывком поставили на ноги. Он впервые открыл глаза и увидел окружавшую его плотным кольцом толпу вооруженных бандитов. Двое из них, стоя по бокам, вцепились в его руки…

— Говорят, ты неплохой воин? — с неприятной усмешкой молвил пожилой бородатый человек.

Стас сразу узнал Шахабова. Совсем недавно эта стройная и крепкая фигура, облаченная в новенькую форму защитного цвета, маячила в перекрестье оптического прицела. Совсем недавно, казалось, они с Шипом и Циркачом лежа на бугорке перед долиной в последний раз «любовались» его фотографией. Эмир говорил по-русски чисто, без южного акцента. Вероятно, как некоторые высокопоставленные лица Ичкерии, в свое время окончил один из российских ВУЗов…

Отвечать он не стал, за что тут же получил от одного из подручных эмира прикладом автомата в лицо. Сплюнув кровь, капитан предложил:

— А ты проверь, если не боишься.

Тот опять усмехнулся, медленно подошел вплотную и сквозь зубы процедил:

— Я стою на земле своих предков, которая зовется Ичкерией, и боятся мне здесь нечего. А вот ты… Судя по возрасту, тебе еще не доводилось наблюдать по-настоящему жуткую смерть. Не расстрел; не выпуск крови через глотку; не расчленение уже полумертвого тела — нет!.. Такой конец для неверного — благо, даруемое Аллахом. Ты слышал когда-нибудь о «собачьем наморднике» или, скажем, о «багровой мошне»?

Офицер молчал, глядя прямо ему в глаза. Взор же эмира, в упор устремленный на пленника, выражал столько холодной и безжалостной злобы, что тот невольно поразился.

— Не слышал? Так я опишу в красках. Вот, например, казнь под очень точным и остроумным названием «багровая мошна». На талии человека делается аккуратный круговой надрез, затем кожный покров при помощи острого разделочного ножа постепенно отделяется от торса вплоть до самой шеи. Потом она поднимается вверх, и голова несчастного оказывается в уютном мешочке из его же собственной кожи. Да, чуть не забыл главное — мешок для удобства и комфорта сверху завязывают и через два часа бедолага сходит с ума… Скорее всего от ужаса, потому как еще через час он умирает от болевого шока.

Заместитель Командующего чеченской армии медленно повернулся и, сделав несколько шагов, сел у костра на мягкую подстилку.

— Отпустите его, — приказал он соплеменникам и, обведя взглядом толпу, назвал кого-то по имени: — Руслан…

На середину свободного пространства вышел длиннорукий верзила и повернул ствол американской М-16 в сторону пленного.

— Нет, с этим успеем… Хочу посмотреть, какой он рукопашник. Ну-ка, освободите место, — Шахабов сделал повелительный жест ладонью, и толпа раздалась вширь, образуя внутри себя круглую «арену» метров восемь в диаметре. В центре «арены» остались Торбин и бандит, к виду которого удивительно подходило бытующее в спецназе прозвище «примат». Длиннорукий молча бросил кому-то из товарищей винтовку и снял ремень с гранатами.

— Запомни, русский, — вскинул изломанную бровь эмир и, погладив ладонями черную как смоль бороду, пригрозил: — проиграешь — будешь проклинать своих родичей за то, что породили тебя. Начинайте.

«В сущности, в моем положении жизнь ровно ничего не стоит, — пронеслось в голове спецназовца, — но умереть следует так, чтобы никто из этих обезьян не испытал наслаждения, чтобы никто из них не увидел слабости или малейшего желания получить снисхождение!»

Гроссмейстер сжал кулаки, громко хрустнув суставами и, медленно поворотился к противнику…