в каком виде его воспринимать, Санька не знал. Формула «… по делам узнаете их…» устраивала Александра. Он и сам раньше жил по тем принципам, которые сейчас навязали ему. Санька жил тихо, пытаясь никому не мешать, и уходить от конфликтов.

К тому же, как не поверить в бога, когда вокруг него «крутятся» такие странные существа. Конечно, если бы не его способность видеть тонкий мир, он бы проних и не узнал и жил бы себе спокойно в материальном мире, но случилось то, что случилось, и потому богу теперь Санька молился так истово, что даже митрополит Макарий заметил это и истовость поощрил.

Потому Санька как-то после заутрене и решился на разговор с Макарием о патриаршестве.

— Позволь спросить тебя, отче о том, как ты относишься к константинопольскому патриархату?

— Хорошо отношусь, государь. Слава Богу, они отошли от униатства с Римской церковью. К чему вопрошаешь?

— Думаю, есть возможность получить нам своего патриарха.

Макарий смотрел на Саньку отстранённо и безо всяких внешне проявляемых эмоций, но изнутри вдруг засветился.

— Продолжай. Я слушаю.

— Ты знаешь, что Константинополь много лет пишет прошения об освобождении Максима Грека. Мне вдруг примнилось, что если мы попросим себе патриарха то, они могут согласиться, назначив его.

Макарий не отвечал долго. Так долго, что Санька уж подумал не заснул ли он, сидя в деревянном кресле. Однако он терпеливо ждал.

— Кхэ! — Кашлянул Макарий. — И где будет стоять его патриарший трон? Не уж-то в Москве?

Санька обрадовался, что не прозвучало категоричное «нет!»

— Думаю отпустить его в греки. Он желает посетить перед смертью Афон.

— Его понять можно. Он ведь из афонских монахов, — облегчённо вздохнул Макарий. — И, думаешь, согласится Грек? Многие беды претерпел он от нас.

— Поговори с ним, — сказал Санька. — Отправим в Константинополь Сильвестра. Пусть патриархи свою грамоту пишут, а мы тут на соборе примем решение.

— А может наоборот? Проведём собор, примем согласие, и с ним отправим Сильвестра?

Александр удивился, что Макарий спокойно отдаёт патриаршество другому человеку. Понятно, что Максим Грек очень старый и доживёт ли до возложения на него митры, ещё вопрос. Но первый русский патриарх, он на всегда останется первым.

— Собор? Сколько он будет заседать, тот собор, год?

— Так он уже заседает год. А это дело мы решим в день! — уверенно сказал митрополит. — Тех, кто в обиде на Грека, спрашивать не будем, соберём подписи с покорных.

— Тогда действуйте, — усмехнулся Санька.

И вот Сильвестр, удивлённый решением Собора, выехал в составе посольства к константинопольскому патриарху. Посольство сопровождали бронники самого верного царского полка под командованием первого царёва опричника Алтуфьева Юрия Яковлевича.

Задача Алтуфьева была, — сопроводить посольство, до Киева, купить несколько морских торговых судов для перевозки не только посольства, но и богатых подарков в виде мягкой рухляди. Вёз Сильвестр и самый главный аргумент в убеждении константинопольского патриарха — деньги. Константинопольская патриархия влачила беднейшее состояние. Она была должна баснословные суммы султану и даже была лишена за это своего самого большого собора.

Револьвер и доброе слово, лучше, чем одно доброе слово, говорили ковбои. Так же Санька думал и про деньги. Добрая просьба без денег, просто слова, а с деньгами, это уже слова с аргументом.

В довесок к полку Алтуфьева к посольству был придан полк кабардинского князя Амашука Канукоева, который должен был к нему присоединиться в Туле.

Братья Канукоевы искали защиты у царя Ивана от крымского хана и примкнули к его армии в походе на Казань. А после взятия Казани так впечатлились силой «русского штыка», что приняли христианство и напросились в царские «холопы со своей землёй». Вот Иван и отправил их в Тулу «и впредь им быть в передовых полках». Как и за всеми «иностранными наёмниками» за ними приглядывал надёжный человек — пристав Федор Вокшерин.

Вокшерин должен был взять небольшое войско Канукоевых из-под Тулы, сопроводить с ним Сильвестра до Киева и затем отправиться в Краков, в самостоятельное посольство к Польскому королю Сигизмунду-Августу с уведомлением о взятии Русью Астрахани. И Там попытаться склонить Сигизмунда на поход против крымского хана. А заодно уверить всех, что в связи с тем, что русами открыт новый город-порт на Балтике, нападения на Ливонию не будет. Что все мысли нового царя об успокоении Казани, удержании Астрахани и Взятии Крыма.

— Если купить корабли не удастся, попытайтесь построить. Ты, Юрий Яковлевич, в Коломенском возьми с собой своего Петьку. Он вам любой корабль соберёт.

— Там, в низовьях Славутича, только на один корабль и хватит леса! — засмеялся Вокшерин. — Ходили мы с посольством к крымскому хану тем летом, видели.

— Ништо, добудем мы корабли, — заверил Алтуфьев. — Не заботься, государь. Не в Киеве, так за порогами купим.

Сын Юрия Яковлевича Алтуфьева Пётр был помощником Саньки при строительстве первого парусника на Москва-реке, и его первый здесь человек, с которым они, по настоящему, сдружились. Петру было тогда четырнадцать лет, и Санька шесть лет назад телом выглядел тоже на четырнадцать.

Сейчас и Петру было двадцать, и Санька возмужал и сильно окреп, хоть и выглядел лицом, как сказал Макарий: «аки вьюнош».

Так вот с Петром Алтуфьевым у Саньки тогда возникла незримая связь, как с царём Иваном в первое время знакомства. С Иваном Александр тогда связь прервал самолично, чтобы у царя не возникало чувство, что им управляют, а с Петром наоборот, укрепил.

По прибытии во дворец, Александр задумывался о переезде в царскую резиденцию в Коломенское, но пока хватало дел «по новому хозяйству». Всего-то прошло двадцать два дня после коронации, и голова у Александра шла кругом.

Задумываться задумывался и вечерами поглядывал сверху на Мокшин кузнецкий двор и на то, как Петр руководит работами по изготовлению заготовок для будущего балтийского флота. А может быть и Каспийского. Две шхуны Пётр собрал там, на реке, и они выполняли каботажные рейсы по поставкам глины, кремня, песка и для перевозки работных людей. Ход у шхун был хорош. И по, и против течения шхуны ходили легко. Они курсировали по рекам, развозя работников по домам и собирая их вновь.

И не только работников развозили шхуны, но и иных людишек, в основном купцов, коим вдруг приспичило вдруг очутиться, допустим, в Казани. Мысленно Александр одобрил начинание Петра организовать малотоннажные пассажирские и грузовые перевозки. Только яхта простаивала и ждала Саньку. И сердце Санькино сжималось, так он хотел на ней прокатиться хотя бы до Казани.

Наблюдая за Петром, он как-то попробовал взглянуть «на мир» Петькиными глазами. У него получилось, но Пётр вдруг впал в ступор.