расскажу Юльке, — подумала она, — она не проболтается, я точно знаю».

Пионерский лагерь всё также приветливо встретил их, сверкнув на солнце стёклами окон. «Ничего не изменилось, — она по-новому взглянула на лагерную жизнь, — всё те же сосны, пронизывающие безоблачное ярко-голубое небо ветвями, побитыми непогодой. Те же корпуса под крытыми черепицей крышами, гомон ребятишек, стайкой пробежавших мимо. — Изменились наши с Максимом отношения — вышли на другой уровень, уровень взрослых отношений. Хорошо это? Наверное, да. Отношения не могут быть застывшими — или развиваются, или затухают».

— Не хочу! — произнесла она вслух.

— Что не хочешь, Марго? — Максим наклонился, поднимая свою и Ритину сумки и закидывая их на плечо. — Он выпрямился, настороженно посмотрел на Риту.

— Не хочу, чтобы наши отношения затухали и когда-нибудь сошли на нет.

— Ты, что, Марго! Смешная! У нас ещё только-только всё начинается! — он взял её за руку, — провожу тебя, потом к себе.

У её корпуса они остановились.

— Рита вернулась! Ура!

— Рита, Рита вернулась с выходных! — радостно вопили девчонки.

— Марго, ты молодец! Смотри, как девчонки к тебе тянутся! — наверное, ты правильно выбрала профессию.

— Не знаю, — пожала плечами Рита, — не думала об этом.

— До вечера, Марго! Вечером зайду за тобой, погуляем? — и добавил, беззвучно шевеля губами, — люблю свою крошку! Скажи, что тоже любишь меня.

— Я уже говорила миллион раз!

— Скажи в миллион первый раз! Ну, пожалуйста-пожалуйста! Не будь жадиной!

— Люблю, очень-очень! Никогда никого в жизни не любила так сильно, как люблю тебя!

Максим занёс её сумку в комнату, закрыл дверь, подперев её спиной, положил сумку на пол и поспешно притянул Риту к себе, крепко прижал и поцеловал жадно, исступлённо, так будто последний раз в жизни.

— Я не доживу до вечера, если не поцелую тебя! — шептал он горячечно.

— Доживёшь! Ещё как доживёшь! — Марго закрыла глаза, прислушиваясь к своим ощущениям.

Он с трудом оторвался от её губ — сладких, сводящих его с ума:

— До вечера! Пока, моя сладкая! — он вышел, осторожно прикрыв дверь.

Прошёл мимо её окна.

— Рита-а-а! Выходи! — вызывали её девчонки.

Она вышла на крыльцо:

— Не даёте с дороги отдохнуть, дайте хоть пять минут передышки.

— Рита, это тебе! — Аня — девчонка с тощими косицами протянула Рите букетик полевых цветов, — с возвращением!

— Ой, девочки! Спасибо! А во что я их поставлю?

— Сейчас найду что-нибудь! — Аня метнулась в девичью спальню. И через несколько минут вышла со стеклянной банкой, наполненной наполовину, водой, отобрала у неё букетик, поставила в банку и подала Рите.

— Какие нежные! Как они прекрасны! Скромная и прелестная красота полевых цветов! Спасибо, девочки! Пойду, поставлю на стол.

Рита вошла в комнатушку, хотела поставить цветы на стол, потом передумала — на подоконнике больше света. Поставила на подоконник, залюбовалась — красиво!

«Ой, девчонки-девчоночки! Какие внимательные. Вроде бы пустячок — нарвали полевых цветов, а как приятно внимание! Может быть, и правда — педагог — это моё призвание?»

***

Максим шёл в сторону своего корпуса.

— Чё вернулся с выходных? — раздался за спиной знакомый голос.

— Вернулся!

— Покурим? У тебя есть сигареты?

— Болтались вроде бы в сумке. Может, у корпуса покурим? Я вещи вытряхну, сигареты найду, — Максим перебросил сумку на другое плечо.

— Давай!

В комнате с четырьмя кроватями никого не было, только недовольно гудел шмель, пытаясь вырваться из тюрьмы, и по непонятной для него причине, не мог преодолеть прозрачное препятствие — стекло. Вот она свобода — рядом! А вырваться невозможно. Максим бросил сумку на стул, расстегнул молнию, порылся, выудил из её недр пачку сигарет и зажигалку. Они вышли на улицу, сели на крыльцо, закурили. Максимилиан курил как обычно — жадно затягиваясь:

— Сто лет не курил, сигареты закончились. У кого не спрошу — никто не курит. Ну, народ! В магаз надо идти, не отпускают, ладно ты появился. Дашь парочку про запас?

— На столе будут, надо — бери!

— Лады, лады! — обрадовался Максимилиан, — свои люди, потом сочтёмся.

— Брось! — поморщился Максим, — кури и не заморачивайся!

Максимилиан взлохматил кучерявую голову, потом причесал пятернёй, покосился на молчащего Максима, не выдержал и спросил:

— Марго тоже на выходных была?

Максим кивнул.

— С тобой? — осторожно поинтересовался Максимилиан.

Максим не ответил, докурил, бросил окурок, носком кроссовка забросал его лесным мусором, поднялся с крыльца и пошёл в комнату.

«Не прокатило! — радостно ворохнулось сердце Максимилиана, — он, конечно же, подкатывал к ней, а она: «Нет и точка!» — Кремень! Уж я-то знаю!»

Он посидел недолго на крыльце, выкурил ещё сигарету, всё также жадно затягиваясь, почти захлёбываясь дымом, бросил окурок на землю, и хотел было уже уходить, но спохватился — ковырнул носком сланца ямку, толкнул в неё окурок, забросал хвоёй, жухлой листвой и притопнул для верности, чтобы не раздуло ветром. Толкнул дверь в комнату, пригнувшись, чтобы не долбануться о притолоку, распахнул руки, одной вцепившись в дверной косяк, второй придерживая открытую дверь и застыл в дверном проёме: Максим лежал на кровати, закинув руки за голову и прикрыв глаза.

— Э, спишь чё ли?

— Что тебе надо, Макс? Отвянь!

— Удрыхнешься, потом тебя иметь будут — куда надо и куда не надо!

— Выбирай выражения, Макс! Слушать тошно!

— Я чё те девочка чё ли, выражения выбирать! — Максимилиан пригнулся ещё чуть-чуть, чтобы уже наверняка не задеть притолоку, прошёл в комнату, сел на кровать, — посижу пять минут, и пойду, работать надо.

Максим резко сел на кровати, потёр руками лицо:

— Умоюсь и тоже на работу! — перебросил полотенце через плечо и вышел из комнаты.

«Ясный пень, не прокатило!» — довольно буркнул под нос Максимилиан.

«Не нравится мне настроение Марго, — Максим открыл кран, горстями плескал холодную воду в лицо, на шею, на грудь, — то грустит, то веселится. Непонятно! Вроде, всё хорошо, а она: «Не хочу!» И не факт, что это то, о чём она говорила, может быть, о другом. Не понравилось? Но я же старался, был нежным, ласковым и страстным». Он выключил воду, до красноты растёр лицо, шею и грудь шершавым махровым полотенцем, надел чистую белоснежную футболку и пошёл на работу. «Не хочу!» — звучал у него в голове нежный голосок Марго.

Максимилиан шёл в сторону кабинета заведующей лагерем, привычно свернул около корпуса, где жила Рита, прошёл мимо окна и замер: на подоконнике в стеклянной банке стоял маленький букетик полевых цветов. «Подействовало! Не зря мы с Милкой спектакль разыграли. Марго знак подала!» Он подошёл к окну, прижал ладони к вискам, загораживая глаза от света, пытаясь рассмотреть, в комнате Рита или нет. В комнате никого не было. Он,