Дэниел замер:

— И что же это такое?

— Не важно! — Она попыталась стряхнуть его руки со своих плеч. — Все, не хочу больше говорить об этом. Пожалуйста, пусти меня, Дэниел.

Его хватка стала крепче, подавляя ее сопро-твление.

— Что ты хотела от меня, Зайла?

— Я хотела, чтобы ты любил меня! — в отчаянии выкрикнула Зайла. — Ну разве это не глупо? Я хотела твоей любви, а не дурацкой жалости!

Он молчал, потрясенный.

— Господи, Зайла… Ну естественно, я люблю тебя. А о чем я тут говорил все это время?

— Я знаю, что ты хорошо ко мне относишься — как к другу, — тихо сказала она. — Но мне этого мало. Я пробовала убедить себя удовольствоваться дружбой, но из этого ничего не получилось.

— Боже, ну и каша у тебя в голове! — Его руки отпустили ее плечи и ласково охватили лицо. Раздражение Дэниела вдруг улетучилось, и взгляд был полон такой нежности, что ее сердце затрепетало. — Зайла, слушай меня внимательно. Я люблю тебя как друга, как любовницу и как мать моих будущих детей. Я буду любить тебя в дождь, бурю и солнце. Я буду любить тебя так долго, что это продлится вечно, и даже дольше. — Он ласково улыбнулся. — Теперь тебе все ясно, любовь моя?

Ее глаза, затуманенные слезами, все еще смотрели недоверчиво.

— Это правда?

— Конечно, правда. — Он поглядел на нее с нежным упреком. — Ну как я могу не любить тебя? Ты сосредоточила в себе все, чего может желать мужчина. И почему ты так упорно в этом сомневаешься? Ты замечательная женщина, Зайла Дабалэ.

Радость окрасила весь мир вокруг золотыми бликами. Дэниел ее любит! Это было слишком хорошо, чтобы в это поверить. Но как не верить, если он так на нее смотрит?

— Я знаю, — улыбнулась она дрожащими губами. — Но иногда я почему-то забываю, какая я замечательная.

— И почему же? — серьезно спросил Дэниел, не сводя с нее внимательного взгляда. — Почему, Зайла?

Она прикусила губу.

— Наверное, это результат той беды, что со мной случилась. — Она пожала плечами. — Несмотря на все уверения психиатра, временами я все еще чувствую себя грязной. — Она помолчала. — И виноватой.

— Виноватой? — изумленно переспросил Дэниел. — Но ты же была жертвой! Невинной жертвой грязного преступления. А если бы ты была ранена? Ты бы чувствовала вину?

Зайла грустно улыбнулась.

— Ты понимаешь, сама сущность случившегося рождает чувство вины. Да, это нелогично. Уж не знаю, может, это отражение взгляда общества или отголосок тех времен, когда женщины «предпочитали смерть бесчестию». — Она задумчиво посмотрела на него. — Вот ты говоришь, что любишь меня, но скажи честно, разве в душе ты не желаешь, чтобы я была ранена пулей, чем провела шесть месяцев в доме «Желтая Дверь»?

— Может, и так. — Дэниел помолчал, словно подыскивая нужные слова. — Хотя нет. — Она вздрогнула, как если бы он ударил ее. — Да успокойся же! Я не воспринимаю твое пребывание там как ущерб, причиненный лично мне. Я хочу сказать только то, что пуля оставила бы след, который быстро заживет, и все. Это было бы легче для тебя самой.

— В таком случае ты необычный человек, Дэниел. — Зайла покачала головой. — Очень многие считают по-другому, и это факт.

— Ну и дураки, — резко сказал Дэниел. — И ты не умнее, если слушаешь их. — Он поцеловал ее, и поцелуй был настолько же нежен, насколько его слова были грубоватыми. Зайлу опять захлестнула волна радости, понемногу она начинала верить в свое счастье.

Дэниел поднял голову и заговорил, только теперь его голос был не резким, а серьезным и абсолютно искренним.

— Почему я должен считать отвратительным то, что случилось с тобой, кроме самой твоей боли? Этот твой опыт является частью тебя сегодняшней. Хочешь знать кое-что? Я, безусловно, любил бы тебя, будь ты просто девушкой, не пережившей ничего подобного. Но вот вопрос: была бы эта любовь такой же сильной? В результате пережитого ты стала сильнее, взрослее, мудрее, наконец. Это было болезненно для тебя, но в то же время сделало тебя восприимчивей к чужой боли. — На секунду он умолк. — А помнишь, как ты сказала мне о маке, как ты научилась принимать то, что от него может исходить и боль, и исцеление? — Она медленно кивнула. — Ты тоже вроде этого мака, Зайла. Злая сила только сделала тебя сильнее, теперь ты можешь выдержать все испытания. Ты расцвела, сделалась ярче и красивее.

Сердце Зайлы было так переполнено чувствами, что она с трудом могла говорить. Дэниел относился к ней иначе, чем Дэвид Брэдфорд, но теперь заговорил совсем как Дэвид. Как ей повезло встретить в своей жизни двух таких замечательных людей!

— Так ты действительно меня любишь! — В ее голосе прозвучало удивление. Но, увидев, как Дэниел нахмурился, она быстро протянула ему руку и улыбнулась. — Прости. Ты прав. Я совершенно замечательная. Я заслуживаю, чтобы все в этом мире любили меня. — Ее голос понизился до шепота: — Но ты не представляешь, как я рада, что именно ты любишь меня! Ты не против?

— Ты могла бы высказаться и яснее, — шутливо сказал он. — Я ведь тоже не слишком в себе уверен.

Зайла была поражена:

— Господи, а я этого не сказала? Но ты должен был догадаться! Я так вцепилась в тебя вчера.

— Ну, время от времени женщины находили меня физически привлекательным, отнюдь не любя. — Его синие глаза весело блестели. — Немногие, как ты понимаешь. Я мог бы пересчитать их на пальцах одной…

Он замолчал, потому что Зайла бросилась ему в объятия.

— Я люблю тебя! — воскликнула она, обнимая его с такой силой, что он чуть не задохнулся. — Я так тебя люблю! Я никогда не думала, что способна кого-нибудь так полюбить, Дэниел. Знаешь, я полюбила тебя с того самого момента, когда ты оторвал это дурацкое фальшивое ухо и бросил его в Хасана. — Она покрывала жадными поцелуями его шею, щеки, уши. — Если бы ты знал, как я мучилась, когда ты был так сдержан и холоден со мной.

— Ну, ну. — Дэниел усмехался, но когда она оторвалась от него, то увидела, что его глаза подозрительно блестят. — Когда ты решаешь высказаться, то не щадишь сил. — Он поцеловал ее в кончик носа. — А мне-то казалось, что я прекрасно пережил этот платонический период, при том, что сгорал заживо, пытаясь удержать тебя вне своей постели.

— Мне кажется, что в последнее время мы совсем не понимали друг друга. — Ее улыбка погасла, лицо стало задумчивым. — Мне не нужен тот хрустальный ларец, в который ты хотел бы меня поместить, Дэниел. Почему ты решил, что я такая хрупкая, что могу разбиться от неосторожного обращения? Я столько лет жила под внимательным присмотром, будто меня может унести дуновением ветерка. Все это делалось из лучших побуждений, и вначале, возможно, я в этом нуждалась. — Она тряхнула головой. — Но только не сейчас. Ты обвинял себя, считая, что был груб. и эгоистичен со мной там, в пещере. — Она прикоснулась к своим губам дрожащим пальцем. — Неужели ты не понимал, как дорога мне память о той ночи? Ты был таким искренним и сильным и при этом нуждался во мне. Той ночью ты ничего не взял у меня. Я сама дала это тебе, в этом есть чудо. Я хочу и дальше дарить себя тебе, — прошептала она. — И не запирай меня в своем мире цветов и солнца. Я хочу жить в реальном мире. Потому что в нем живешь ты, Дэниел. А я нигде не смогу жить без тебя.