Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Когда формировался культ Павлика Морозова, популярной у многих журналистов была мысль о том, что Павлику не нужен был его дрянной, выступавший против советской власти отец, так как у мальчика был другой, настоящий отец — Сталин. Мы не знаем, искренне ли Зинаида Николаевна Пастернак, жена поэта, говорила: «Мои дети любят сначала Сталина, и только потом — маму», но она явно уловила какую-то важную, носившуюся в воздухе идею.
Изображения Сталина с детьми всегда были хорошо продуманы и работали на все тот же образ отца. Точно так же, как в плакате «Любимый Сталин — счастье народное», где люди на площади поднимают ребенка, чтобы того озарили лучи сталинского сияния. В плакате «Озаряет сталинская ласка будущее нашей детворы» Сталин изображен в военном мундире — это сразу показывает, что он не только мудрый правитель, но и великий полководец. Но несмотря на это, тут он воплощение миролюбия. Он держит упитанного ребенка такого возраста и размера, какого удержать, посадив на ладонь и придерживая другой рукой, вряд ли возможно. Но это для простых смертных невозможно, для Сталина проблемы нет. Он изображен на фоне голубого неба, художник (и зритель) смотрит на него снизу вверх — любимый ракурс, когда надо подчеркнуть монументальность, величие изображаемого. Ребенка Сталин поднимает, как будто обращает к небу — то ли испрашивая для него благословения, то ли посвящая Солнцу, а может быть, и собственному сиянию (так и хочется предположить — а не перед людоедским ли жертвоприношением?). Ребенок ликует. При этом он не смотрит на того, кто взял его на руки, как обычно поступают дети, и уж, конечно, не думает, например, похлопать его ручками по лицу. Да и ручки у него заняты — в одной красный флажок, в другой букет белых цветов, и сам он весь беленький — со светлыми волосами, в белой одежде и белых носочках, настоящий участник солнечного обряда (снова возникает ужасная мысль — в какой роли?). Смотрит он вперед, туда, куда направлен развевающийся флажок в его руке. Флажок явно устремляется куда-то под воздействием ветра, но волосы Сталина неподвижны — он стихиям, конечно, не подчиняется.
Социолог Ирина Дашибалова пишет:
«Как правило, на плакатах фигура Сталина является главной. На него с обожанием смотрят и взрослые, и дети. На всех плакатах много солнца, света, цветов, улыбок. Преобладают яркие чистые краски: голубая, красная, золотая. Сталинские руки — это самое безопасное место. Сами дети на плакатах необыкновенно красивы. Клише „счастливые дети“ прочно входит в политический язык и на уровне подсознания автоматически закрепляется в сознании многих поколений. В частности, в воспоминаниях В. К. Буковского данная фраза употребляется как синоним „потерянного рая“: „Для нас для всех Сталин был больше чем Богом, он был реальностью, в которой нельзя сомневаться, он думал за нас, он нас спасал, создавал нам счастливое детство“».
Сюжет «Сталин и дети» достиг максимального развития в истории с маленькой бурятской девочкой Гелей Маркизовой, дочерью наркома земледелия Бурят-Монгольской автономной республики. В 1936 году она уговорила отца, приехавшего в составе бурятской делегации в Москву, взять ее на прием в Кремле, поднесла Сталину букет цветов и попала на фотографию, тут же прославившую ее на всю страну.
Белорусский режиссер-документалист Анатолий Алай, в детстве влюбившийся в образ счастливой девочки, которую взял на руки сам товарищ Сталин, во взрослом возрасте хотел снимать фильм о Геле и собирал материалы. По его сведениям, один из важнейших пропагандистов сталинской эпохи Лев Мехлис, занимавший тогда пост главного редактора «Правды», сказал: «Сам бог послал нам эту буряточку. Мы сделаем ее живым символом счастливого детства». В газете «Правда» фотография появилась со знаменитой подписью «Спасибо товарищу Сталину за наше счастливое детство». Изображение моментально разлетелось по всей стране, Геля стала знаменитостью. Говорят, что стремительно вошли в моду матроски на манер той, в которую была одета Геля, а девочек стали стричь «под Гелю».
Дальше начались интересные превращения — вполне в духе Оруэлла. Отца Гели вскоре арестовали, обвинили в создании «панмонгольского заговора» и расстреляли. Мать тоже арестовали и отправили в ссылку с детьми. Там она погибла при непонятных обстоятельствах, девочка Геля попала в детдом, потом ее нашли родственники, удочерили и сменили ей фамилию — так было безопаснее.
А плакат с изображением счастливой Гели на руках у Сталина продолжал реять над всей советской страной. Только теперь он назывался не «Сталин и Геля», а «Сталин и Мамлакат». Утверждалось, что отец всех народов держит на руках узбекскую девочку Мамлакат Нахангову, которая додумалась собирать хлопок не одной, а двумя руками и сразу (к ярости взрослых колхозников) резко перевыполнила план. Очевидно, для сталинских пропагандистов разница между буряткой и узбечкой была невелика и то, что у девочки явно не узбекская внешность, мало кого интересовало. Зато были на фотографии другие детали, которые требовалось немедленно изменить. Вот что пишет Ирина Дашибалова:
«Трансформация снимка произошла в переименовании его персонажа (после ареста родителей девочки снимок обозначили как „Сталин и Мамлакат“), а также в фальсификации и ретушировании фотографии. Первоначально на снимке присутствовал, наряду с И. Сталиным и Э. Маркизовой, первый секретарь обкома ВКП(б) БМАССР М. Н. Ербанов, руководитель делегации, репрессированный в 1937 г. в числе многих политических и духовных лидеров Бурят-Монголии, к которым относились и родители Гели. После 1937 г. снимок был тщательно отретуширован и фигура М. Н. Ербанова стерта. Также на первом снимке мы обнаруживаем, что Геля была в валенках, которые были отретушированы на поздних копиях. Таким образом, фотография потеряла свои функции реалистичности, она запечатлела мгновенное состояние, исторический момент, но утратила идентичность, превратилась в живопись, стала рафинированным лубком, лакированной иллюстрацией».
Сразу вспоминается работа, которой занимался оруэлловский Уинстон в министерстве правды.
«Что происходило в невидимом лабиринте, к которому вели пневматические трубы, он в точности не знал, имел лишь общее представление. Когда все поправки к данному номеру газеты будут собраны и сверены, номер напечатают заново, старый экземпляр уничтожат и вместо него подошьют исправленный. В этот процесс непрерывного изменения вовлечены не только газеты, но и книги, журналы, брошюры, плакаты, листовки, фильмы, фонограммы, карикатуры, фотографии — все виды литературы и документов, которые могли бы иметь политическое или идеологическое значение.
Ежедневно и чуть ли не ежеминутно прошлое подгонялось под настоящее. Поэтому документами можно было подтвердить верность любого предсказания партии; ни единого известия, ни единого мнения, противоречащего нуждам дня, не существовало в записях. Историю, как старый пергамент, выскабливали начисто и писали заново — столько раз, сколько нужно. И не было никакого способа доказать потом подделку».
В тот момент, когда Гелей Маркизовой еще восхищалась вся страна, скульптор Георгий Лавров, когда-то учившийся в Париже в мастерской Аристида Майоля и занимавшийся у учеников Родена, стал работать над огромной — почти пятиметровой скульптурой «Сталин и Геля». Он ездил в Улан-Удэ и лепил девочку с натуры. Скульптура была установлена на станции метро «Сталинская» — той, что теперь называется «Семеновская». Но тут как раз был уничтожен отец Гели, а на фотографии вместо Гели якобы оказалась Мамлакат. Скульптуру, изображающую Сталина, держащего в своих объятиях девочку с цветами, назвали, конечно же, «Спасибо товарищу Сталину за наше счастливое детство», ее копии появились в разных уголках страны. Но создатель скульптуры был арестован, перенес страшные пытки, оказался на Магадане — и продолжал там работать скульптором, сделав в том числе и памятник Сталину.