минуты накатившая волна начала заливать нас, но сил подняться у нас не было и мы оставались в воде в тяжелом полузабытье еще какое-то время, а затем вылезли наружу. Опустившийся в ущелье ночной холод сковал нас и мы до утра сидели в мокрой одежде и нас колотило словно в лихорадке. Чтобы хоть как-то согреться, мы разделились по два-три человека и, прижимаясь спинами друг к другу, сохраняли таким образом тепло, в состоянии полудремы ожидали наступления утра и спасительного солнечного тепла. С первыми солнечными лучами нам поступила команда возвращаться на ПКП и мы на радостях отпустили афганских «бачат» (что с них возьмешь) и ускоренным маршем вернулись в кишлак Джомарджи-Поён. После этого, выходя в горы даже на несколько часов, мы всегда экипировались как на Северный полюс.

Касаясь своих впечатлений о войне в горах, отмечу, что полторы недели такой операции отбили у меня даже гипотетическое желание заниматься альпинизмом, и с тех пор я предпочитаю любоваться горными пейзажами лишь в кино или из окна автомобиля. Ведь мы какой-либо горной подготовки и экипировки не имели. На ногах у нас были все те же среднеазиатские укороченные кирзовые сапоги с широкими раструбами (в хромовых — ноги «горели» от жары), а не горные ботинки, которых еще и в помине не было. К тому же, если бы нам и выдали какое-либо альпинистское снаряжение, то пользоваться мы им не умели. Из необходимого для успешных боевых действий в горах у нас было только искреннее желание воевать. У нас отсутствовали даже солнцезащитные очки, без которых в заснеженных горах делать нечего. Из-за их отсутствия десантники из боевой группы нашей НДШПЗ во главе с Виктором Нарочным, десантированные на снежном высокогорье, в течение нескольких часов утратили боеспособность: от яркого солнца вся группа получила ожоги глаз и на время фактически ослепла. Командование операцией вынуждено было в срочном порядке снять ее на базу, где они, проходя лечение, провели несколько суток в затемненных палатках. Неприятность такой ситуации испытали на себе и мы, когда моя боевая группа была десантирован в ясную погоду в снегах высокогорья. Из-за яркого света мы не могли открыть глаз — они мгновенно слезились и закрывались сами. Умудренные печальным опытом наших товарищей, мы все закутали наши головы шарфами, прикрыв ими глаза так, чтобы сквозь просвет ткани могли хоть как-то ориентироваться на местности. Естественно, ни о каком выполнении боевой задачи не могло идти и речи и спустя два часа нас сняли на базу. С учетом этого мне казалось, что советские бойцы, которые вели бои с гитлеровскими егерями в горах Эльбруса, были экипированы лучше нас, бойцов последней четверти XX века.

Испытать же все «прелести» гор нам пришлось тогда, когда руководитель операции поставил нам задачу по принятию сдачи в плен местной бандгруппы Гаусидина (ИОА). Однако, судя по всему, ее главарь еще даже не подозревал о своем желании сдаться в плен, поскольку к нему летели мы, а не он шел к нам. Тем не менее приказ есть приказ, и моя боевая группа совместно с боевой группой Пянджской ДШМГ, офицером-разведчиком и проводником из числа пленных душманов на двух вертолетах были десантированы прямо под ледник, где, со слов последнего, скрывался Гаусидин со своей «бандотой». После нашего десантирования из вертолетов с зависания (на маленький «пятачок» «борт» приземлиться не смог из-за угрозы задеть винтами скалу) нам стало ясно, что спускаться вниз с вершины придется самостоятельно — обратно в «борт» не запрыгнешь, а спасительная низина находилась где-то в 1,5 км внизу. Идти можно было только вверх по леднику, начинавшемуся в каких-то 20 метрах от нас, но из снаряжения у нас по-прежнему были только… все те же азиатские сапоги и ничего более. В связи с этим подъем вверх был бы самоубийственным.

Пленный душман в мегафон усердно убеждал «духов» сдаваться, а в ответ — тишина! Только камешки периодически сыпались где-то выше нас, что свидетельствовало о нежелании бандитов ввязываться с нами в дискуссии. А не стреляли они по нам не из миролюбия, а из опасения, что проживут после этого буквально столько, сколько потребуется нашим вертолетам для боевого захода и нанесения ракетно-боевого удара (РБУ) даже не по ним, а в их направлении — ледник навечно похоронил бы их останки вместе с нашими. У нашего командования тоже хватило благоразумия не искушать судьбу и оно дало команду спускаться вниз. Но как? У меня только от одного взгляда вниз начинала кружиться голова. И хотя перед нами была не пропасть, а всего лишь крутой склон протяженностью около полутора километров, но проблема была в том, что он был покрыт зеленой травой и уцепиться руками было не за что — ни одного кустика, ни одного деревца — если сорвешься, то остановишься лишь внизу. Поэтому спускаться можно было только стоя, прижимаясь к земле, твердо фиксируя каждый свой шаг ребром сапога. Но при этом повреждалась трава, которая выделяла сок, по которому ты начинаешь скользить как по маслу. Понимая, что с вещмешками и рюкзаками нам спуститься не удастся, мы побросали их вниз и с интересом наблюдали, как они словно колобки бодро катились по склону. Оставив только оружие и «разгрузки» с запасными магазинами и гранатами, мы около семи часов спускались вниз, проклиная «духов» на чем свет стоит. От напряжения ноги в коленях «ходили ходуном», и когда мы наконец-то оказались в низине, то обессиленные просто рухнули на землю и так лежали минут 15–20. На личном опыте мы поняли, что в горах легче подниматься вверх, чем спускаться вниз.

По возвращению на ПКП мы получили команду двинуться на высокую гору в районе Джомарджи-Боло, нависающую с высоты около километра над пограничной рекой Пяндж, где занять позиции и обеспечить безопасность дороги проходящей вдоль границы на советской территории. Именно на этой сопке произошло два забавных случая, о которых следует рассказать. Еще находясь в Шуроабаде и Калай-Хумбе, мы значительно подсократили наши продовольственные запасы, рассчитывая пополнить их в ходе операции, когда «тыловики» при обеспечении десантников продукты особо не считали. К тому же мы планировали перейти на «подножный корм» (охота, рыбалка и пр.). Однако мы размещались на указанной горе отдельно от других десантных подразделений и оставалось надеяться только на дары природы. Бойцы занялись охотой на кекликов (горные куропатки), в которых, как оказалось, не так-то просто было попасть — 5,45-мм пуля рикошетила от их перьев. Пошел на охоту и я. Заметив, как что-то серое мелькнуло между камнями, и полагая, что это спрятался кеклик,