Приближалась осень. В прошлом году Каролин тоже чем-то занималась, но уже не помнила, чем именно. А сейчас она знала, что ей нужно. Вокруг суетятся распродажи “Возвращение в школу”, витрины ломятся от учебников, отточенных карандашей, пустых блокнотов. Она купила большую папку с листами для рисования, но так в нее ничего и не занесла.

— Я тоже хочу “вернуться в школу”, — смущенно смеясь, говорила она Питеру. — Что бы это ни значило. Но я чувствую себя так, словно достигла самой высокой ступени обучения, никуда не отлучаясь.

— Боже, ты нагоняешь на меня тоску! — отвечал ей Питер.

Карелии пробовала вдохнуть в себя энергию. Она покупала путеводители по Нью-Йорку и притворялась туристом. Она посещала крошечные потайные уголки города. Потом она увлеклась кризисом Острова Трех Миль и присоединилась к организации, протестующей против строительства атомных электростанций. Затем она начала заниматься на курсах каллиграфии, акварели, китайской кухни. Сейчас она подумывала походить в спортзал.

Однажды, возвращаясь домой с работы, на Лексингтон-авеню она проходила мимо лавки антикварных игрушек. Она заглянула внутрь. В это время продавец показывал покупателю старинный волчок, запуская его по прилавку. Каролин улыбалась, засмотревшись, как он крутится и как мелькают его цвета. Но волчок крутился все медленнее, а потом и вовсе остановился. И Каролин заметила потрескавшееся дерево и облезлые краски.

Просматривая за завтраком газету, Каролин обратила внимание на запоздалое рекламное объявление — на Бродвее будет показана сценическая версия “Дерева, растущего в Бруклине”.

— Я так хочу туда попасть! — закричала она.

— В рецензиях ее уже обсмеяли, — сказал во всем информированный Грэм.

— Не важно. Когда я была школьницей, я смотрела этот сериал, и он был для меня самым любимым.

Она вспомнила те вечера по четвергам, те счастливые часы, когда чувствовала себя защищенной, сидя в глубоком отцовском кресле и ожидая счастливого конца щемящей истории.

Грэм каким-то внутренним чутьем уловил, как это важно для его молодой жены, а к тому же близился ее день рождения. Он купил два билета на бродвейский спектакль.

Как и предупреждали зрителей рецензенты, “Бруклинские деревья” отличались примитивной режиссурой в сочетании с плохим подбором актеров.

— Только зря угробили вечер, — сказал Грэм, выходя из театра.

— Может, ты — да, а я — нет, — сказала Каролин и вздохнула. — Если когда-нибудь кто-нибудь предложил бы мне сыграть на сцене раз в жизни, я бы выбрала роль Кэтти Нолан.

Он посмотрел на нее с удивлением.

— Откуда такие мысли? Кто тебе может предложить?

Она покраснела.

— Не обращай внимания. Просто взбрело в голову.

Несколько дней спустя в магазин вошел молодой человек.

— Не возражаете, если я повешу листовку на ваше окно?

— Смотря что там написано.

— Это касается новой театральной труппы, которую решили набрать мои друзья. Первое наше собрание состоится в четверг.

— Ну, тогда, конечно, цепляйте вашу рекламу, — милостиво позволила Карелии.

Как только парень удалился, Питер выскользнул из двери на тротуар и глянул на плакатик.

— Папаша Ласло это не одобрит. Ты знаешь, как он относится ко всяким листовкам на нашей витрине.

Но Каролин не слышала этого. Она внимательно читала листовку.

Как раз в четверг в полдень Грэм позвонил ей в лавку и сообщил, что важный клиент пригласил его отужинать с ним где-то за городом и вряд ли ему удастся вернуться домой до полуночи.

Каролин перекусила сандвичем, приняла ванну, переоделась в ночную сорочку и решила почитать. Но внезапно отложила книгу, оделась и выскочила на улицу. Поймав такси, она назвала адрес новой студии.

Оказалось, она разместилась в заброшенном танцевальном зале. Помещение было заполнено мужчинами и женщинами — все на первый взгляд молодые, все в джинсах и черных водолазках, все говорящие громко и одновременно, не слушая друг друга. Все они, как могло показаться, были сверстниками Каролин, но такими, с которыми ей еще не приходилось встречаться.

В толпе она заметила парня, расклеивающего объявления, и решилась даже помахать ему рукой. Он тоже помахал ей в ответ. Чернокожий мужчина с бородкой похлопал в ладоши, призывая к тишине. Все расселись, кто где мог на немногочисленных стульях или прямо на полу.

— Первым делом благодарю вас за то, что вы пришли, — начал он свою речь, отрывистую и почему-то торопливую. — Я Чед Левит, режиссер и инициатор этого проекта.

Он без пауз, без точек и запятых перечислял цели и задачи будущего театра — искать умные, идейно насыщенные пьесы из старого репертуара символистов и привлекать новых авторов, вдохновлять их на поиски иных, еще не проложенных путей. Творчество должно быть совместным и произрастать в атмосфере всеобщей доброжелательности и веры в обязательный конечный успех.

Последовали бурные аплодисменты, и Каролин хлопала вместе со всеми. Цели были изложены туманно, аргументация — наивна с ее точки зрения, но при чем тут это? Каролин здесь пока нравилось.

— Для премьерного спектакля мы утвердили пьесу Нейла Саймона “Босоногие в парке”.

Яростный гул пронесся по аудитории. Чед поднял вверх раскрытую ладонь.

— Тихо-тихо. Не торопитесь. Это часть нашей стратегии. Мы — начинающая труппа, и театру надо сначала встать на ноги. А значит, нужен зритель. Привлечем публику горяченьким хитом, а в следующий сезон выдадим ей Стриндберга.

Несколько человек тут же поднялись на ноги и заговорили разом, другие начали покидать зал. Карелии осталась на месте. Она ничего не имела против “Босоногих в парке”, довольно забавной и легкой пьески.

Чед пустил по рядам пачку отпечатанных на ксероксе страниц.

— Это тексты отдельных сцен. Даже для самых тупых здесь будет понятно, что к чему сводится. Желающие попробоваться на роли Кори или Пауло. Возьмите и изучите первый эпизод. Для Валеско и мамаши — эпизод номер два. Третья пачка для тех, кто согласен пробоваться на маленькие роли или быть в запасе.

Когда передаваемая по рукам и все уменьшающаяся в объеме пачка достигла Карелии, она схватила первое, что было сверху. Сделать это было гораздо проще, чем объяснять окружающим, что она пришла сюда только из любопытства.

— Итак, — провозгласил Чед, следя за людьми, цепочкой тянущимися к выходу, — итак, прослушивание завтра в этот же час. Здесь же. Там у дверей листок — черкните свою фамилию, если собираетесь прийти. За ночь ознакомьтесь с ролью, если, конечно, умеете читать, ну а если безграмотны, то больше приходить сюда не стоит. Просьба еще оценить собственные способности заранее, чтобы нам здесь пришлось меньше мучиться.

Карелии не хотелось толкаться в очереди у списка, поэтому она отошла в сторонку.