Но пока он и его спутники — приказчики Муса-Хан и Мухамед Зугур Зарипов (Мамзур) — более или менее благополучно прибыли в город Турфан в Восточном Туркестане, где, пробыв 20 дней, приехали затем через Аксу (где с частью товаров остался Муса-Хан) в Яркенд. Здесь М. Рафаилов в течение двух с половиной месяцев вел успешную торговлю, а потом с оставшимся товаром на 18 верховых и вьючных лошадях двинулся в Тибет.

Двадцать дней путешествие протекало нормально. Но за шесть дней до цели М. Рафаилов неожиданно заболел. Болезнь длилась три дня, и от «опухоли всего тела» он умер. Его похоронили здесь же, у дороги, которою он столько раз когда-то ездил со своими тюками. У. Муркрофт сообщает с чужих слов, что все это случилось в местечке, называемом Кара-Корум.

Имущество и товары М. Рафаилова не были разграблены, все они поступили в распоряжение его спутника Мухамеда Зугура Зарипова. Он и «товарищи его, два татарина и бухарец, достигли Тибета», где с товаров была взята пошлина, а «по объявлении ими о смерти Рафаилова начальство отобрало от них его (личное) имущество» в казну «по обычаю». Среди прочего в этом «имуществе» находились и письма российского Министерства иностранных дел.

Мухамед Зугур отправился затем в Кашмир, где вел успешную торговлю в течение десяти месяцев и разменял все товары М. Рафаилова на шали. А о возвращении его вещей из Тибета хлопотал находившийся в Яркенде кокандский посланник, который знал, по словам Ч. Ч. Валиханова, «связь Коканда с Россией и требовал от тибетского владетеля выдачи имущества Рафаилова», чтобы «незамедлительно представить» его своему хану, а уже тот передал бы его в Россию.

Вскоре же после смерти М. Рафаилова письмо из его «имущества» к Ранджит-Сингху оказалось вдруг у англичанина У. Муркрофта. По его словам, он «не испытывал больших угрызений совести», что читал это письмо, ибо о нем и его содержании знали вообще «очень многие». С самого начала путешествия М. Рафаилова Муркрофт следил за ним: наводил справки, посылал своих агентов, которые интересовались личностью российского купца и его не просто купеческой миссией.

И такое внимание именно англичан к этому, и то, что именно англичанину в итоге досталось в руки письмо, которое вез российский посланник, было неслучайно и даже естественно.

Англичанин сообщает далее, что намеревался встретиться с М. Рафаиловым и кое-что узнать у него лично и волновался при этом, так как знал, что тот не просто купец, но «занимается политикой». И лишь из-за внезапной смерти Рафаилова эта встреча не состоялась.

Можно догадаться, что офицер Ост-Индской компании не очень жалел об этом: во-первых, планы русских, то есть противников Англии, в отношении установления контактов с североиндийским государством рушатся; во-вторых, можно попытаться завладеть и самими письмами, какие российский посланец вез (что и удалось). Правительство России, в свою очередь, знало о «происках» англичан в этом районе. Во многих документах российского МИДа, например, У. Муркрофт и его коллега Д. Требек называются «фискалами», то есть шпионами, а также сообщается, что они подкупами добивались расположения начальников в Кашмире и в Тибете и т. п.

Российское правительство знало об этом и иногда пыталось предпринимать какие-либо ответные меры.

В конце 1820-х годов очевидной стала бесперспективность развития непосредственно русско-индийской сухопутной торговли. Царское правительство и торгово-промышленные круги все большее внимание уделяли Средней Азии как рынку сбыта и потенциальному источнику сырья для текстильной промышленности. Дальнейшие территориальные захваты, продолжающаяся экономическая колонизация Индии Англией, активизация ее борьбы за овладение и среднеазиатским рынком подталкивали российское правительство к более решительным действиям в Средней Азии. Хотя русско-индийская торговля полностью не прекратилась, но все более приобретала случайный характер, а ее масштабы были весьма скромны.

Сведения, доставленные Мехти Рафаиловым, как мы уже отмечали, представляли для правительства России большой интерес и важность: это были одни из очень немногочисленных «современных», новейших документов, посвященных соседним и ближайшим восточным странам.

Конечно, сейчас, два века спустя, с высот современной науки легко отыскать в сочинениях М. Рафаилова некоторые ошибки и неточности, как, например, в тех или иных географических и этнографических описаниях. Сам он не бывал, естественно, везде и не мог всегда с точностью знать тот или иной маршрут, местность, населенный пункт, но пользовался иногда слухами, какие существовали в его среде, чужими сведениями, отсюда иногда и его весьма приблизительные оценки. Автор их не был ученым, не был «путешественником-профессионалом». Он был торговым человеком, опытным, знающим, но прежде всего купцом.

(По материалам В. Воловникова.)

Почти двести дет отделяют нас от времени, в которое жил замечательный грузинский путешественник и дипломат Рафаил Данибегашвили (Данибегов) (путешествовал с 1795 по 1827 г.), и все же, несмотря на столь сравнительно недолгий срок, многое в его биографии по-прежнему остается окутанным туманом, который полностью, быть может, и не рассеется никогда. Мы не знаем дат рождения и смерти путешественника, его семейного положения, не знаем, какова была его внешность, и лишь предполагаем об истинной цели его путешествий…

Основным источником сведений о жизни Данибегашвили является книга на русском языке, опубликованная в 1815 году и содержащая путевые записки путешественника.

Рассказ самого Данибегашвили дополняют и уточняют три грузинских письменных памятника, а именно: дарственная грамота последнего царя Восточной Грузии Георгия XIII, пожалованная Р. Данибегашвили перед третьим его путешествием, расписка Р. Данибегашвили в получении индийских монет от армянского священника, прошение брата Рафаила — Иосифа Данибегашвили на имя русских властей Грузии о назначении ему пенсии, датированное 1808 годом, а также хранящийся в Омском областном архиве отчет о четвертом путешествии и составленная на русском языке запись начальника Оренбургской пограничной комиссии Г. Ф. Генса о пятом путешествии Р. Данибегашвили. Кое-какие сведения о путешественнике и его близких можно почерпнуть из других источников, например из журнала переписи населения города Тифлиса (Тбилиси), произведенной русскими в 1803 году, из документов, сохранившихся у потомков рода Данибеговых.

Еще в XIX и начале XX века личность Р. Данибегашвили и его своеобразная книга привлекли к себе внимание некоторых исследователей. В 1825 году в «Азиатском вестнике» была напечатана статья А. Р. (А. Ф. Рихтера), в которой упоминался труд Р. Данибегашвили. Знаток грузинской культуры, французский ученый-ориенталист Мари-Фелисите Броссе, работавший в России и являвшийся членом Петербургской академии наук, составляя в 1837 году каталог личной библиотеки грузинского царевича Теймураза, внес в него книгу Р. Данибегашвили.