Экраноплан в самом деле, посвистывая и подвывая ревуном, отвалил от причала и, вырулив медленно на середину реки, вдруг приподнялся выше и заскользил вперед, набирая скорость. Свист перешел в вибрирующий рев, потом стих вообще. Казаки на корме на три голоса завели под аккомпанемент гитары какую-то былину — обычную пограничную былину с простеньким сюжетом, несложным философским подтекстом и повторявшимся снова и снова рефреном "так оно и было — эхх!" Мальчишки, тихо сидя или лежа на носу, прислушивались, по временам вздыхали — каждый о чем-то своем. Лица у всех были задумчивые.

— Игорь, у тебя девчонка есть? — вдруг спросил Борька, поворачиваясь на живот, а лицом — к другу.

— Нет, — отрезал Игорь. Вопрос удивил его и застал врасплох. Как и большинство учеников лицеев, воспитывавшихся в куда более строгих условиях, чем обычные русские дети, да к тому же в чисто мальчишеской компании, он в самом деле не завел еще такого знакомства — что в его возрасте, да еще в колониях, выглядело очень странно — да и вообще считал, что девушки "вне зоны внимания", в жизни и без них полно интересных дел. Борька, который, конечно, не мог этого знать, посмотрел удивленно и сказал:

— Зря.

В ответ Игорь только равнодушно пожал плечами. Потом широко зевнул и спросил:

— А до этого селения далеко?

— Три часа полным ходом, — ответил Борька, — тут река везде подходящая, дойдем… Жень!

— Аюшки, — лениво отозвался Женька, выглядывая из-под шляпы.

— Ты петь не собираешься? Старшие горланят, а мы молчим.

— Пусть Димка запевает, — сообщил Женька, но сел, с явным интересом поглядывая вокруг.

Димка Андреев, качавшийся на ограждении, потянулся, опасно наклонился назад над бегущей речной гладью. Потом кивнул.

— Гитара есть — побренчать?

Гитара нашлась еще одна. Но ее перехватил Игорь, умело настроил, предложил:

— Давай я подыграю?

— Князевскую "Песнь Землян" знаешь? — поинтересовался Димка. Игорь ответил вопросом:

— А что, есть люди, которые не знают? — и начал наигрывать маршевый мотив. Димка помедлил, кивнул и угадал точно в такт:

— Нас не сломит беда,[14]

Не согнет нас нужда,

Рок всевластный не властен над нами:

Никогда, никогда,

Никогда, никогда,

Мы, земляне, не будем рабами!

Пусть чужая орда

Снаряжает суда,

Угрожая всем нам кандалами:

Никогда, никогда,

Никогда, никогда

Мы, земляне, не будем рабами!

Мальчишки, не сговариваясь, подхватили слова песни, ожившей в те годы, когда восемь надменных и могущественных, рас пожелали запереть Землю на задворках Галактики — не в силах даже представить себе, что ее обитатели не смирятся… Что люди так же окажутся неспособными к подчинению, как волк — к поеданию травы…

— Враг силен? — Не беда!

Пропадет без следа,

Сгинет с жаждой господства над нами!

Никогда, никогда,

Никогда, никогда,

Мы, земляне, не будем рабами!

Коль не хватит солдат —

Станут девушки в ряд,

Будут жены и дети бороться!

Будь же верен и смел

И возьми, что хотел!

В бой — в ком сердце отважное бьется!..

…А "Анна—Керн" по-прежнему мчалась по реке на полной скорости, и ветер раскачивал на берегах купавшиеся в воде ветви ив…

3

Отряд Сапити ворвался в селение, когда уцелевшие дома еще вовсю полыхали. Впрочем, уцелело их не много. Большинство превратились в пылающие груды бревен или воронки, черные и страшные, возле которых лежали трупы и бродили те, кто остался в живых.

Пограничники спешивались еще на скаку, бросая поводья нервно хрипящих гуххов — жуткие запахи пугали животных. Пограничники были воинами, привыкшими к боям, но воины, снятые Уигши-Уого с западной границы, никогда не видели разорения, оставляемого белолицыми. Они смотрели по сторонам с ужасом и недоумением, сняв бронзовые шлемы и растерянно сжимая в руках так и не пригодившееся оружие.

— Давайте сюда всех живых! — прокричал Сапити, чтобы вывести своих людей из ступора. — Пусть расскажут, что тут произошло!

Воины рассыпались среди развалин, окликая и подзывая людей. Сапити, держа шлем на сгибе руки, кусал щеку, кожа сползла к вискам, выдавая раздражение.

Тех, кто сопротивлялся, убивали, судя по страшным ранам, в упор из огненного оружия, но тут и там видны были трупы с хорошо знакомыми рублеными и колотыми ранами. Ни замученных, ни специально изуродованных для страха видно не было нигде, и это пугало еще больше — казалось, что тут прошлась, равнодушно и методично убивая на выбор, какая-то машина смерти, выпущенная на свет Пещерным Змеем. Это оставляло даже не страх, а какое-то тягостное недоумение, перераставшее в твердое непризнание белолицых разумными существами, в отрицание их сущности.

Они не трогали никого, кто не пытался сражаться с ними — убивали только взявшихся за оружие и жгли дома. Совсем неподалеку возле обвалившегося внутрь себя дома, из которого еще тянуло жаром, лежал надвое разрубленный наискось труп рядом с охотничьим копьем, срезанным под самым наконечником. Сапити невидяще смотрел на него.

— Взгляните, отец, — подбежавший пограничник протягивал обломок доски. — Это было воткнуто на палке там, — он указал в центр селения.

Сапити принял доску. Чем-то жирным и черным на ней было написано — без ошибок, очень правильным почерком на родном языке Сапити: "За нападение на русскую ферму, убийство человека и нанесение материального ущерба селение уничтожается. Рекомендуем более тут не селиться. Сотн. Очкуров." Не все слова были понятны, но смысл — ясен. Уничтожение селения было местью — рассчитанной и холодной. Сапити бросил доску наземь и с ожесточением наступил на нее подошвой высокого сапога, словно переламывая горло врагу.

Еще один пограничник подвел мальчишку — уже не маленького, но трясущегося так, что страшно было смотреть. Правое плечо мальчишки было обожжено.

— Набросьте на него плащ, — приказал Сапити. — Рассказывай…

…Мальчишка в самом деле рассказывал довольно связно, хотя по временам начинал трястись еще сильней. Белолицые явились на рассвете. Скорей всего, высадились ниже по течению и перерезали охрану в лесу раньше, чем та успела что-то заметить и поднять тревогу. Потом атаковали с трех направлений, отрезав селение от лодок и с двух сторон — от леса. Они вошли в селение шеренгой, выгоняя всех из домов и тут же поджигая их. Над опушкой кружили две летающие машины. Родители мальчишки и оба старших брата погибли с оружием в руках. Он тоже сражался и получил ранение, почти потерял сознание от боли, упал — его не тронули, хотя несколько раз переступали через него…