— Там недавно открыли новый клуб. Специально для того, чтобы евреи тоже могли играть в гольф, — с нескрываемым презрением рассказывала Нила. — И это очень возмутило белую кость, старых англосаксов протестантского вероисповедания. Эти шершни умеют больно жалить. Джек сам виноват: прежде узнал бы, куда суется. Я что хочу сказать: может, Тайгер Вудс и наполовину белый, но он не забывает, что яйца у него черные. Но и это еще не самое плохое…

Они как раз подошли к фонтану Вифезда, названному в честь целительной иерусалимской купальни. И здесь, словно по заведенному порядку, люди при виде Нилы впадали в ступор или сбивались на нелепую балаганную суету. Когда они достигли зеленого склона близлежащей террасы, Нила предложила присесть, и Соланка послушно уселся. Девушка перешла на шепот:

— Малик, он связался с полными отморозками. Бог его знает почему, но он изо всех сил старается стать одним из них, а это самые тупые и самые жестокие белые парни на свете. Вы когда-нибудь слышали про секретное общество «М. и X.»? Почти никто не верит, что оно на самом деле существует. Даже название смахивает на дурацкую шутку. «Молодой и Холостой». Ну так вот, это очень испорченные детки, склонные ко всяким экстравагантностям. Что-то вроде Братства черепа и костей, в Йеле кажется? Они еще скупали за бешеные деньги всякую дрянь — усы Гитлера, член Казановы. Только эти колледж давно окончили и всякое старье не собирают. Они собирают девушек, да-да, коллекционируют молодых женщин с определенными наклонностями и положением в обществе. Вы не поверите, скольких они уже вовлекли. Особенно если учесть, чем они забавляются. Это вам не покер на раздевание. Цепи, шипы и клещи. Седла, кнуты и сбруя. В таком прикиде они, наверное, похожи на повозку под тентом с бахромой из «Оклахомы». Как там поется в «Звуках музыки»? «На цепь сажаю и плеткой луплю — вот лишь немногое, что я люблю». И все это только с очень богатыми девочками. Клянусь вам! Твоя семья владеет конным заводом? Так мы обойдемся с тобой как с норовистой лошадкой. Не знаю, не знаю. Представить себе не могу. Этим деткам так легко достается все, о чем можно мечтать, что их уже ничем не удивишь.

А ведь Нила, подумал Соланка, всего на каких-то пять лет старше убитых девушек.

— Поэтому, — продолжала она, — в своем стремлении испытать хоть какую-то боль они заходят все дальше и дальше от дома, все ближе к опасности. Самые дикие места планеты, самые страшные наркотики, самый животный секс. Это, конечно, мое скромное видение проблемы, в духе сайта «Спросите у Люси», пять центов за совет. Скучающие богатые девочки позволяют тупым богатым мальчикам творить с ними все, что в голову взбредет, тупым богатым мальчикам только того и надо.

Соланка отметил, что Нила употребляет слово «детки» по отношению к людям одного с ней поколения. Но в ее устах оно звучало совершенно естественно. По сравнению, скажем, с Милой — Милой, его собственной преступной тайной, — мисс Махендра была взрослой женщиной. Хотя Миле, бесспорно, было присуще известное очарование. Оно уходило корнями в детскую распущенность, ненасытные причуды, проистекающие из того же кризиса притуплённых, оскудевших ощущений, той же тяги к самым крайним крайностям в поисках того, что особенно возбуждает. Если ты каждый день вкушаешь запретный плод, как пощекотать себе нервы? Повезло Миле, подумал Соланка. Богатый дружок просто не успел понять, чтó с ней можно творить, и отпустил подобру-поздорову. Если бы те, другие богатенькие мальчики прознали, какова она есть, как далеко готова зайти, какие запреты согласна переступить, она непременно стала бы их богиней, королевой-девственницей и королевой-матерью их тайного культа. И рано или поздно закончила бы свой век с размозженным черепом у Мидтаунского туннеля. Вслух же он произнес:

— Жизнь, где нет места состоянию аффекта. Трагическая изолированность от людей. Невозможность испытать на себе то, что испытали родители, предки, когда наживали свои штуки. — Он думал, что ему придется пояснять Ниле свою мысль, и ее ответный смешок его приятно изумил. — Неудивительно, что столь многие из этих сексуально озабоченных горилл — всех этих Коней, Заначек, Бит — хотят чего-нибудь погорячее.

— Я одного не понимаю, — вздохнула Нила. — Почему этого хочет Джек?

Профессор Малик Соланка почувствовал легкий приступ дурноты.

— Джек входит в «М. и X.»? — поспешно спросил он. — Я думал, это молодые…

— Он пока не принят, — перебила Нила, торопясь перевалить груз своего знания на его плечи, — но этот тупой ублюдок топчется у них под дверью и скулит, умоляя впустить его. И это после всего дерьма, что вывалили в прессе! Как только я об этом узнала, не смогла больше ни минуты находиться с ним рядом. — Нила понизила голос: — И вот что я еще скажу… Об этом ни в одной газете не писали… Помните трех убитых девушек? Их не насиловали и не грабили, так? С ними сделали кое-что похуже, кое-что однозначно указывающее на связь между преступлениями. Об этом не писали в газетах, потому что в полиции боятся, как бы у преступника не появились подражатели.

Соланка ощутил настоящий страх.

— Что с ними сделали? — спросил он упавшим голосом.

Нила закрыла лицо руками.

— С них сняли скальпы, — проговорила она и заплакала.

Оскальпированный остается трофеем даже после смерти. Носить в кармане снятый с убитой девушки скальп — в мире, превыше всего ценящем раритеты, — означает нести на себе печать избранности, какой ты не отмечен, когда эта девушка, живая и дышащая, появляется с тобой рука об руку на светских приемах или даже безропотно соглашается на любые сексуальные извращения, какие бы ты ни выдумал. Скальп — знак доминирования. Снять скальп, возжелать такой реликвии — значит ценить означающее выше означаемого. Для убийц, осознал охваченный смертельным ужасом Соланка, эти девушки мертвыми представляли большую ценность, чем живыми.

Нила была полностью уверена в виновности трех молодых людей, как и в том, что Джек знает об убийствах больше, чем рассказывает, даже ей.

— Это как героин, — сказала она, вытирая слезы. — Он увяз настолько глубоко, что не знает, как выбраться, и не хочет выбираться, даже если это рано или поздно его уничтожит. Меня беспокоит, на что он готов пойти и с кем. Неужели и мне предстояло служить забавой для этих мерзких задниц? Что же касается убийств, кто отыщет причину? Может, их сексуальные игры просто зашли слишком далеко. Может, богатенькие мальчики помешались на власти и сексе. Или скрепляли кровью мужское братство. Сначала трахнуть девушку, а потом убить, причем так чертовски умно, чтобы все было шито-крыто. Не знаю. А вдруг во мне просто говорит классовая ненависть? Или я насмотрелась триллеров? Вроде «Насилия» Ричарда Флейшера и хичкоковской «Веревки»? «Почему мы должны делать такое?» — «Потому что можем». Это совершается, чтобы доказать, какие они маленькие цезари. Что они всегда вне и над, недостижимы, богоподобны. Закон не для них писан. Вот такое нечеловеческое дерьмо. А мистер Милый Пес Райнхарт остается им верен, несмотря на все это. «Ни хрена ты о них не знаешь, Нила, это вполне приличные молодые люди». Бред! Он в слепоте своей даже не понимает, что они утянут его за собой на дно или, того хуже, подставят. Ради них он позволит возложить на него вину и пойдет на электрический стул, распевая благодарственные молитвы. Джек Дерьмо Собачье. Вот подходящее имя для этой слабой маленькой задницы. Примерно так я к нему сейчас и отношусь.