кино больше нельзя. И это требовало качеств, которые советский автор, работавший для детей, не должен был в себе развивать. Но художники могли бы, наверное, откликнуться на такой запрос времени, как откликнулась на него литература. Вот, например, выступление В. Н. Дашука: «Сегодня мы оказались не готовы к самому тяжёлому испытанию – испытанию сытостью. В торговые техникумы сейчас конкурс больше, чем на актёрский факультет ВГИКа. Когда я вижу, как десятиклассница в дублёнке за тысячу рублей и в сапогах за сотню во время уборки школьной территории оттопыренными пальчиками в лайковых перчатках брезгливо поднимает бумажку… И это выдаётся за трудовое воспитание. Когда я вижу такое, <…> я начинаю понимать, почему сегодня Алла Пугачёва – самый главный наш идеолог… (Аплодисменты.)»[119].

В постсоветские годы Алла Пугачёва и иже с нею заняли в обществе ещё более прочные материальные позиции, значительно снизив при этом прежний творческий уровень. А творческое сообщество ещё не знало, что в ближайшее время оно разделится на тех, кто с наслаждением продолжит «испытание сытостью», и тех, кого постигнет испытание тяжёлой нуждой…

Через год после V съезда Евгения Котова убрали с должности директора киностудии, которую он, по мнению людей того времени, начал так эффективно разрушать – то ли при попустительстве высшего руководства, то ли с его подачи. Совершенно ясно, что энтузиастом детского кино Котов не был. Как, впрочем, и следующие директора многострадальной «студии имени горького опыта». Однако дальнейшие события подтвердили, что слова Александрова («целенаправленный, поддержанный, инспирированный процесс разрушения былых традиций нашего детского кинематографа») не были каким-то параноидальным воплем отчаявшегося сценариста, видящего всюду вражьи козни.

Во времена перестройки произошло то, чего советский художник и советский чиновник, измученные идеологическими установками, так долго ждали: государство перестало ставить перед искусством какие-либо общественно-важные задачи – и трудные, и, напротив, вполне реальные. Теперь автор, работавший для детской аудитории, не обязан был воспитывать «нового» советского человека, более того – воспитание в зрителях каких-либо рекомендованных государством качеств (даже, допустим, деловых) перестало считаться целью творческого производства. Мало этого: цель типа «догнать и перегнать Америку» тоже не ставилась больше перед нашим кино. Обрадованные этим кинематографисты сосредоточили все усилия на том, чтобы как можно более ослабить власть чиновничества (и заодно – вообще государства) над искусством.

Не вдаваясь в детали самоубийственной перестройки советского кино (это большая и сложная тема), отметим лишь, что авторы «детско-юношеского» искусства того времени даже не представляли себе, какой надёжной защиты они лишаются. Однако если бы кто-нибудь из них в то время опомнился и побежал бы в какой-нибудь ЦК (комсомольский или даже партийный), то никакой помощи он бы там не получил. Особенность горбачёвской перестройки как «революции сверху» объясняется именно тем, что идеология, вокруг которой когда-то сформировалась единственная политическая партия и её правящее ядро, уже никого не могла объединить. Даже во имя защиты всего лучшего, что было в СССР, марксистско-ленинская идеология и эстетика была к тому времени небоеспособной. Ведь все убедились в том, что никакой победы коммунизма над человеческой природой никогда не будет. И не может быть по определению. Но вместо того, чтобы попытаться выработать механизм обновления социалистического общества (а возможен ли такой теоретически? – Ю. Х.), власть и активное население предпочли вернуться к капитализму самого пошлого, дикого и отсталого типа. Детское кино меж тем никогда не объявляли ненужным. Но и поддержки не выразили, потому что рушилась вообще система государственного финансирования и проката.

С тех пор прошло более четверти века. Недавно назначенный директором ОАО «Киностудия имени Горького» Сергей Зернов[120] имеет в среде кинематографистов весьма неоднозначную репутацию. За пять лет руководства киностудией «Центрнаучфильм», переживавшей к моменту его прихода клиническую смерть, Зернов ничего не сделал для того, чтобы возродить её спецификацию – научно-популярное кинопроизводство. Да и что бы он сделал в отсутствие государственной концепции просветительской работы вообще и просветительской кинематографии?.. Превратив «Центрнаучфильм» в студию с расплывчатым и почти ни к чему не обязывающим названием «Центр национального фильма», Зернов получил высокий пост в Департаменте кинематографии Министерства культуры РФ, откуда ему пришлось уйти после череды коррупционных скандалов с распределением бюджетных средств на кинопроизводство.

Почему для руководства таким важным и запущенным делом, как кино для детей и юношества, не нашли никого получше? Характерно, что никто из тех, кто в постсоветские годы ценой немыслимых усилий всё же старался снимать хоть какое-нибудь детское кино, такой чести и доверия не удостоился.

Люди, пришедшие к власти в начале 90-х, не испытывали интереса к детско-юношескому кино. Для большинства знаковых «девяностников» традиционная семья вообще особой ценности не представляла. Те из них, кто всё же обзавёлся детьми (ныне уже выросшими), вовсе не собирались воспитывать собственное потомство в едином со всем народом культурном контексте: для таких чад организовывались «экспериментальные» гимназии и лицеи, обучение или стажировка за границей. Основной задачей своего воспитания такие родители ставили обеспечение детям доступа в «элитный клуб», а вовсе не подготовку будущих граждан своей страны, стремящихся к её процветанию. Как существовала в те времена российская рядовая семья, рядовая школа? Это хорошо видно на примере искусства для детей.

После развала СССР всё искусство для детей понесло тяжёлые потери. Закрылось издательство «Детская литература». С прекращением существования всесоюзных юношеских организаций – пионерской и комсомольской – на долгие годы перестала выходить газета «Пионерская правда» и ещё несколько журналов для младшего и среднего школьного возраста. Значительно изменился формат «Комсомольской правды»: в течение первых постсоветских лет эта газета ещё сохраняла некий общественно-публицистический запал для сохранения интереса читателей, в том числе и молодёжи, но постепенно её содержательный и стилистический уровень снизился до почти таблоидного. В регионах большинство советских «молодёжек» просто умерло за отсутствием спонсоров – областных отделений ВЛКСМ. Фильмы и телепередачи для детей перестали выходить как «некассовые» и «нерейтинговые». Четвёртый канал центрального телевидения, который планировался как учебно-просветительский, был задушен для того, чтобы отдать его эфирную частоту для НТВ. Всё это отражало изменение положения детей и юношества в целом.

Вместо эпилога. Книга – первопроходец новых тем

В постсоветское время отношение к детям стало вопросом исключительно частным: хотите – воспитывайте, не хотите (или не можете) – не воспитывайте. Само воспитание детей в духе неких общественных ценностей перестало поощряться, а отказ от детей – осуждаться. Каждая из этих «опций» как личный выбор конкретного индивида практически свела на нет роль государства и общества в воспитании подрастающего поколения. В бывших советских городах появились бездомные и беспризорные дети (явление, забытое с 20-х гг.); усилилась детская преступность, детская проституция