Ася вскакивает и в припадке ярости снова швыряет на пол только что собранные бумаги. И те разлетаются во все стороны… белый листопад!

– Тогда вам надо было быть осторожней! – кричит Ася так, что Наталья испуганно отшатывается к стене, прижав ножницы к груди. – Если вы знали, что я пакость, да еще и глазастая! Осторожней, понятно?! Ты же могла понять, что я Федотова видела здесь, видела, когда он на улицу выходил, заметила, что его ждала женщина в «Ауди»! И потом этот сигнал ее телефона… И эти ее черные волосы, только здесь она с распущенными была, а потом пришла с косичкой… «Черненькую позови! У вас тут есть черненькие?» Оговорка по Фрейду! Слышишь, Наталья? По Фрейду! Что, твой Федотов так на ней зациклился, что на преступление был готов ради нее пойти?!

Наталья яростно взвизгивает и прижимает руки к лицу:

– Зациклился! Да, зациклилися! Она Ивана бросила, чтобы за богатого жениха выйти, за этого Олега, а я ему деньги давала, Федотову… и вообще… я думала, мы поженимся, а он… Она всегда была Любовь, и даже звонки у них одинаковые, и он ради нее на все был готов, все эти годы, а я… а меня он просто…

Наталья захлебывается рыданиями, но продолжать не нужно, и так все понятно.

– Все понятно… Тот мальчик, ну Мишка, сын Федотова, да? – тихо спрашивает Ася. – И Алина обратилась к Федотову, чтобы подменить результаты анализа на ДНК? Только не знала, как это похитрей сделать? А он вспомнил, что его подруга работает лаборанткой в учреждении, где такие анализы делают?

– Ну, если ты всех узнала и все поняла, так чего же ты сразу не сказала? – почти с детской обидой спрашивает Наталья. – Мы б тогда… мы б, может, ничего не делали… Или что-нибудь другое придумали бы…

Ася смотрит на нее с тоской. Никакого раскаяния, это уж само собой. Жуткое сожаление, что так вот не повезло, злость на нее, Асю, на ее ненужную внимательность…

– Слушай, а что Федотов должен был со мной сделать? – угрюмо спрашивает она. – Покалечить? Избить? Или прикончить?

У Натальи так странно виляет взгляд, что Асе становится страшно… Кажется, она слишком много рассказала сейчас. И про скриншоты, и про корзину, и про все свои догадки. Получается, что она практически все знает про замысел мошенников! А что, если Наталье вдруг взбредет в голову обезопасить себя окончательно? Довершить начатое, так сказать? Эти ножницы, которые она продолжает сжимать… ими вполне можно убить человека. Конечно, в столе лежат еще одни ножницы, ну так что, Ася устроит с Натальей дуэль на ножницах, что ли?!

Может быть, остановиться в разоблачениях? И перестать задавать вопросы? Чего-то она не знает и не узнает никогда, но не довольно ли ей что-то узнавать? Не лучше ли вообще сбежать? Плюнуть на все и уйти?

Это будет самое разумное, конечно. Только вот интересно, что почувствовала Любовь, когда узнала о смерти Федотова? Горе? Или облегчение? Если Наталья, которая ради Федотова на преступление пошла, была у него всего лишь «зайкой 3», то почему Федотов, который ради Любви на преступление пошел, не мог быть для нее всего лишь средством для достижения цели?

Но для чего ему участвовать в этой истории? Только ради любви? Любви с большой буквы? Или тут замешано что-то еще? Может быть, деньги?

Теперь не узнать. Не исключено, что Наталья могла бы ответить на этот вопрос. А может быть, и нет. Не исключено, что и ей неизвестна истина. А если известна, с какой стати Наталье рассказывать об этом Асе, которая и так знает слишком много лишнего?

Да, сейчас лучше уйти. Но надо же убрать все это! И надо закрыть кабинет.

А Наталья все стоит с занесенными ножницами в руках, и вид у нее такой растерянный, какого Ася в жизни не видела.

– Что, и охота прикончить меня, и не знаешь, куда труп спрятать? – не выдерживает Ася.

Она, конечно, ехидничает, она, конечно, издевается над Натальей, это шутка, пусть и злая, но всего лишь шутка… однако Наталья роняет ножницы и снова начинает плакать.

– Ты в полиции уже все рассказала? – кое-как выговаривает она. – Все про эти документы рассказала, да? И меня теперь посадят?

Ася молчит, продолжает собирать бумаги. Мелькают имена, фамилии, адреса… Взгляд невольно цепляет за название улицы – Овражная, и Ася вспоминает, что это была улица ее детства. Они с родителями жили в двухэтажном покосившемся домике с отдельными входами и крошечными садиками для каждой из четырех семей, но овраги вокруг простирались огромные-преогромные, необычайно уютные, и дети все время проводили там. Ослепительно-желтые одуванчики и зеленая трава, солнце немыслимой яркости и небо космической синевы – вот что вспоминает Ася всегда, когда слышит название этой улицы. Конечно, тех домиков, одуванчиков да и самих оврагов уже давно нет, Асина семья переехала в другой район, а на месте той почти непроезжей улочки – фешенебельный район. Ася там очень давно не бывала, это вообще теперь совсем другое место, ни следа прошлого, кроме названия. А кстати, семья Климовых живет на этой улице, это название зацепило Асин взгляд, когда она утром просматривала документы вчерашнего приема в кабинете на Сенной площади, и, кажется, там кто-то еще живет из посетителей… Странно, что все они пришли на Сенную, так далеко от дома, поблизости от них как минимум два кабинета «Вашего анализа», а впрочем, почему пришли Климовы – ясно, вернее, ясно, почему Алина настояла на посещении именно этого кабинета: из-за Натальи, из-за той аферы, которую они задумали провести. Эх…

– Успокойся, – говорит Ася зло. – Я ничего никому не сказала.

– По… почему? – недоверчиво выдыхает Наталья.

Ася только плечами пожимает.

– Слушай, – с надеждой говорит Наталья, шмыгая носом и утирая слезы, – может, ты тоже… ну… понимаешь… я ведь могу сказать Алине, попросить… ты же не откажешься, наверное?..

Ася не сразу соображает, что речь идет о деньгах. Наталья ей деньги пытается предложить! Взятку!

Вот же дура!

А впрочем, все нормально, все очень по-человечески. Слово «честность» для Натальи нонсенс, зато взятка, подлог – норма. Ася другая, но попробуй она об этом сказать, Наталья ее на смех поднимет. Лучше ничего не обсуждать.

Лучше уйти… на Наталью даже смотреть противно! Еще Алину как-то можно понять, она все же о благополучии сына заботится (ну, о своем тоже, это само собой!), но Наталья…

Да ладно, у нее, конечно, есть свои резоны, которые кажутся ей неодолимо важными и которые оправдывают все, что она делает. У Груши тоже – свои… и они тоже оправдывают любые приемы в обращении с жизнью – и женщинами. Но все-таки он спас Асе жизнь… Она ему, впрочем, тоже, так что в этом они квиты. Груша ей, правда, заморочил голову своей романтической игрой, но она ему все равно ничего не скажет о другой игре, довольно грязной, ставка в которой – судьба маленького мальчика!

«Травка серая, нет, зеленая, небо коричневое, нет, синее…»

В той пьесе, в пьесе «Кавказский меловой круг», была одна такая девушка, Груше Вахнадзе. Она спасла во время войны сына губернатора. Его мать, Нателла, была так озабочена сохранением своих нарядов, что забыла про ребенка. Груше приходилось много страдать, с ребенком было очень трудно, но постепенно она полюбила мальчика как родного. Однако Михаил – да-да, его тоже зовут Михаил! – наследник богатств покойного отца, и вот и мать о нем вспоминает, требует вернуть ей сына, тащит Груше в суд. Закон на стороне губернаторши Нателлы, а Груше ведь просто нищенка. Тогда судья велит нарисовать мелом вокруг мальчика круг и предлагает двум женщинам тянуть к себе ребенка. Кто перетянет, той он и достанется. Губернаторша тянет изо всех сил, а Груше отступается – ей жалко мальчика, ведь ему больно! И судья отдает его Груше, потому что она – истинная мать, которая готова ради сына на все. Даже отказаться от него готова… А они что делают, Мишкина мать и бабушка, которая потребовала провести анализ на установление отцовства?! Они тянут его из этого круга! Тянут в разные стороны! Но ради чего?!