Чтобы обезопасить троицу от бдительного ока КОКОМ, в Москве японцы были проездом в Европу. Этот авиационный путь в семидесятых годах проторили из ЮВА. Через Касандра стало известно, что фирма дала обет скрытности действий.

Переговоры по технической и коммерческой части были весьма трудными. Требования по техническому заданию были столь не обычны, что сильно настораживали японскую сторону. Чисто по-восточному весь период короткого пребывания в Москве, японцев не покидало чувство сомнения в возможности решения задачи, конкретно сформулированной участниками переговоров из НИИ. И все же, и разведчик, и Касандр смогли усилить желание японской стороны все же взять на себя разработку процесса и оборудования.

Больше всего японцев стала беспокоить коммерческая сторона дела. И не столь сумма контракта, сколько гарантии с участием арбитражного суда — контракт-то будет фиктивным? Это означало, что приложения его по технической части будет подписываться дважды, и второй вариант (истинный) в суде не может быть предъявлен. Гарантии? Но… риск в виде весьма круглой суммы будет оплачен «русской стороной»?

И снова спас положение Касандр, убедив японцев довериться «советской стороне».

Три раза представители японской фирмы побывали в Москве и контракт был подписан с соблюдением всех внешних формальностей, но с фиктивной стороной дела. Так был запущен «механизм отсчета» по времени. А в нашем с Касандром и Хикари времени насупило мучительное ожидание промежуточных успехов в освоении фирмой нового процесса. Но, кроме всего, наша сторона рисковала конкретными деньгами, ибо имела место общепринятая предоплата.

Как стало известным от Касандра фирма раздобыла почти нужное ноу-хау из другой ведущей фотофирмы. Проектирование, изготовление оборудования и испытание его заняло все время до конца года. Осенью наши специалисты побывали в Японии, прикрываясь посещением промышленной ярмарки в Осака и других фирм. Визитом на фирму «Конидай» они остались довольны.

Более того, к этому времени Касандр подработал одного из специалистов фирмы «Конидай», который предал за вознаграждение несколько ноу-хау «фирм-китов-от-фотодела». Под эти ноу-хау было получено особое задание ВПК.

Что творилось за кулисами «дела»? В чем был риск? Фирма-производитель могла попасться на промышленном шпионаже, когда разрабатывала свой проект по нашему заданию, и тайно залезала на фирмы в США, Англии, Бельгии или ФРГ. И тогда она не выполнила бы контракт на разработку «русской идеи». Фирма могла не справиться с технической задачей. Она могла вызвать подозрения КОКОМ, которая проявляла интерес к заказам из-за «железного занавеса» на близкое к эмбарго оборудование.

Наконец, фирма Касандра могла стать объектом интереса той же КОКОМ при вывозе оборудования на основании экспертизы. Тогда КОКОМ смог бы убедиться в том, что в Союз поступает товар «строго эмбарго». А это уже лишение права иметь дела с двумя десятками стран-членов пресловутой комиссии.

Итак, это их риск! А наш? Не будет нужной нам технологии, потеряно время или вообще не возможно будет решать эту задачу за рубежом в случае провала. Ибо КОКОМ возьмет под строгий контроль все каналы после раскрытия интереса Советов к «теме». Материальные потери сводились к сумме размером в пять процентов предоплаты от общей суммы контракта. Но и эта сумма была значительной.

Все наши действия: беседа Касандра с фирмой, подготовка отправки и документальное оформление оборудования на экспорт из Японии велись с участием разведчика. И он с ними разрабатывал стратегию и тактику ведения этого «щепетильного» дела на всех его этапах.

В результате наша военная космическая программа получила современный фотоматериал для космической разведки с борта спутника-шпиона серии «Космос». Эффективность определялась тем фактом, что теперь вместо трех «Космосов» на орбиту выводился лишь один. И вместо трех миллионов, расходовался лишь один миллион.

НИИ, когда готовился указ о награждении участников операции с фотопленкой для «Космосов», включил имя разведчиков в список. Поддержал кандидатуру и шеф ГИТУ «третьего добывающего ведомства». Но только не руководство НТР. Шефу было сказано: «это не его главная обязанность». И список осиротел на одну фамилию.

Истинное положение вещей заключалось в том, что ради государственного значения дела разведчик пошел наперекор руководству в Центре. Такое ему простить не могли. И «его» орден отдали другому его коллеге-подкрышнику, не имевшему отношения к космическим делам.

Более того, он не попал в списки, когда проходили награждения в связи с семидесятилетием Октябрьской революции. Правда, в этом случае он уже был вне «полевого игрока» научно-технической разведки, хотя и на факультете НТР в «кузнице кадров» — Краснознаменном институте.

С годами разведчик понял, что именно в этой своей полезности Отечеству состояла главная награда.

А «технология» работы над разведзаданием в этом «космическом деле» по требуемым условиям сводилась к следующему:

— изучение мирового опыта в требуемых областях (чаще всего советские специалисты подсказывали объекты сосредоточения такого опыта в зарубежных НИИ и фирмах-производителях); это была обратная связь от информационной работы НТР;

— поиск подходов к разработчикам и производителям (обычно с позиции третьих сран или под чужим флагом);

— доставка оборудования в третью страну (его сборка, испытание, разборка под транспортировку);

— скрытная доставка оборудования в Союз по фиктивным документам (в ряде случаев наладка его работы с помощью специалистов из-за рубежа).

Важнейшую роль в такой «скрытной работе» занимало место по закрытию конечного потребителя — советской стороны. Речь шла не только о расшифровке факта с заданием разведки, но и о не привлечении внимания «карающего органа» — КОКОМ к тематике и сути интереса советской стороны.

Так, когда в 60-х годах Минвнешторг официально попытался заказать на Западе ТБВК для имитации условий космоса на Земле всего на 8 куб. м, то получил отказ от фирм в Англии и США, Франции, ФРГ и Австрии. КОКОМ не дремал!

В условиях засветки интереса советской стороны к такой камере, НТР пришлось решать (и решить) эту задачу специфическим разведывательным путем. И пионером в этом конкретном деле стала группа «Сенсей». В 1966–1969 годах три типа таких камер — 8, 17 и 100 куб. м оказались у советских специалистов по космической программе, что решительным образом сократило сроки освоения космического пространства советской страной.

Более того, технические задания от камеры к камере носили уникальный характер, ибо повышали глубину вакуума — каждый раз на порядок.

НТР для космоса — глубокий вакуум. Ниже приводится аналитическая справка по работе над ТБВК для нужд физиологических исследований человека (космонавта) и космической аппаратуры.

В ней, в частности, говорилось, что закупка проводилась в рамках спецгруппы «СИ» («строгое эмбарго»): «… при организации поставки ТБВК для Института биофизики, прорабатывая возможность получения предложений от фирм Англии, Франции, ФРГ и США, внешнеторговое была осуществлена по фиктивному контракту через возможности японских фирм на коммерческих выгодных для нас условиях. Эти камеры были использованы для подготовки космонавтов, в том числе для программы «Союз-Апполон».