Когда закончили, айри уже не казался комом холода, незнакомые приборы вели его от сна смерти в жизнь. Удивительно! Веки дрогнули, распахнулись крупными ярко-синими глазами. Красивый мальчик. Глянул удивленно на два очень разных лица, склоненные к нему, улыбнулся.

— Точно не из Гнезда! Вы по их души?

— Да кому они нужны, такие вонючие, — махнула рукой Ника. — Мы за всеми остальными, только дикие мы для вашего Тор-а-мира. Поможешь?

— Я болен и опасен для айри, — серьезно предупредил синеглазый. — И вам смогу быть полезен не более трех восьмиков дней, это все, что мне осталось.

Лайл виновато подумал, что недавно считал всех айри хозяевами. Так проще, и от его простоты невесть что могло случиться. Теперь вот стыдно за первые не слишком теплые мысли о том, кто смог сказать так о своей скорой смерти. Не попросил ни жалости, ни сострадания, даже не заскулил, давая понять, как ему безмерно больно.

А ведь Лайл ощущал кожей, сколь велико страдание. И желание жить. Но другое оказалось сильнее: готовность помочь и стремление доделать давнее дело.

«По их души», сказал он, и на дне глаз старшему ясно увиделся приговор куполу.

Айри очень ждал возможности предъявить счет и окончательно разобраться с родичами. Увидев волвека, сразу понял, кто это, и как близка к осуществлению его заветная месть. За свой ледяной сон, за пленный корабль и за капитана, навсегда оставшегося в рубке. Ника уже объяснила на ходу, что усыпивший остальных не мог сделать того же и для себя. Просто уже не дошел бы, он пострадал сильнее прочих.

Все время истратил, устраивая помехи второлунья, очищая от яда корабль и блокируя его от возможного проникновения хозяев. Капитан на корабле — Первый, он отвечает за всех. И, похоже, в рубке остался сидеть очень толковый капитан. Жаль.

— Мы уже сталкивались с пираном. Восстановить до исходного я тебя не смогу, уколы блокатора — мы зовем все подобные препараты сывороткой — будут обязательными каждые семь суток по времени Релата. Я надела тебе браслет с часами, чтобы отсчитывать и указывать время приема сыворотки, в нем размещены пять доз, стартовую я уже ввела. Лайл! Ты, само собой, и айри не лечил? Забавно, когда все — впервые?

— Да.

— То есть я буду жить? — приятно удивился айри. — И вы притом якобы дикие.

Странно изменился мир. Капитан?

— Ты сам знаешь.

— Да, конечно. Просто не хотелось верить в худшее. Он был удивительный, лучший из нас. Остальные?

— Я пока могу делать десять доз в день, восемь и две, то есть. Это обычных, а стартовая одна пятикратна. Ваша лаборатория для меня — хуже пытки, все незнакомое! Как вообще можно жить, считая восьмиками!!! — Ника зло зашипела, айри от удивления сел, перемогая боль.

— А как надо-то?

— Мне вполне удобно, — Лайл обиделся не меньше айри.

— Да как удобно, так и считайте. Древнейший счет айри — семиричный.

— Да, жуткая морока, — охотно кивнул медленно розовеющий от тепла и действия сыворотки айри. Я всегда считал восьмиками.

— А люди — десятками, восьмик и еще два, — тяжело вздохнула Ника. — Вас мы можем вытаскивать отсюда по одному в день, потому что лечить трудно, ты весь такой искаженный, а у меня нет сил, не накапливаются они так быстро… Сиди, мы попробуем. Лайл, просто старайся убрать неправильное и, если что сомнительно, лезь в мою память, не стесняйся.

Они попробовали. Айри веселел на глазах, удивленно смотрел, как садятся на место опухшие суставы, крутил шеей, шевелил пальцами. Лайл улыбнулся: лет этому щенку немеренно, а все одно — ребенок. Ника косо глянула на помощника и задалась тем же вопросом.

— Ты из молодых айри.

— Мне триввосьмь без семи.

— Ага, ввосемь — это восемью восемь… тогда, похоже, сто восемьдесят пять по-нашему.

А Элу, кстати, без пяти четыреввосьмь, получается. Как нам тебя звать, размороженный? Лучше сразу оставь от полного имени слога два-три, я все равно больше не выучу, уж не сердись.

— Тимрэ, — улыбнулся вновь синеглазый. — У меня полное имя такое вот коротенькое, зря переживаешь. Я врач и распорядитель грузовых палуб.

— Врач, то есть лекарь, знаю, — кивнула Ника. — Хорошее слово. И занятие полезное, нам очень нужен врач. Ты опять же не сердись, как хозяйство свое смотреть станешь, беспорядок на корабле. Столько народу без дела бродит по грузовым палубам… Пошли лучше в лабораторию, там погром не слишком жуткий.

Синеглазого айри пришлось почти нести на руках. Он с трудом переставлял затекшие ноги, даже после лечения пока что ноющие в каждом суставе, и заметно страдал от своей неловкости. Даже спросил, не тяжело ли волвеку его вести, рассмешив всех троих. Лайл уже привык к лифту. Усвоил, что знаки отмечают адреса перемещения, и сам нажал на тот, который обещал приблизить лаборатории. Ника довольно кивнула.

И разом утратила утомленное благодушие: у дверей лекарского отсека сидел на коленях Хо и самозабвенно ныл под нос бессмысленные ритмичные звуки. Съежившись на полу, малыш копался в узкой норе, образовавшейся после снятия неприметной плитки.

— Лайл, — неприятно-ровным голосом начала Ника. — Что у него в левой руке?

При первых же звуках Хо вздрогнул, как от удара, поднялся на ноги, серовато-бледный и заранее испуганный. Будь он щенком стаи, Первый бы научил его слушать приказы быстро и куда как более грубо. Он считал, что иногда сила необходима при воспитании, и проявляться она должна ярко. Зря мальчика не оттрепали за шутку с именем. И совсем уж напрасно позволили небрежно слушать приказ. Теперь придется наказывать вдвойне, а это не слишком хорошо. И, кстати, очень правильный вопрос: что он тут такое странное делал?

Приглядевшись, Лайл заметил нечто белесое, зажатое в худеньком кулаке и явно необычное. Тимрэ оперся о стену, давая провожатому свободу движения. Разжать кулак оказалось просто, но вот понять, что он хранил, — невозможно. Неживое, мягкое, явно сделанное наспех и — мохнатое!

Сзади сдавленно захихикал-закашлял айри. Он знал, что напоминает странная белая вещь. Тяжелый вздох правее доказал и полное понимание со стороны Ники.

— Решил напугать мышью единственную женщину на корабле. Смешно. Три часа ты истратил, чтобы сделать ее и обнаружить надежный способ спрятать. Наверняка она способна двигаться… Я даже найду шутку милой, если услышу «да» в ответ на один простой вопрос. Хо, я велела взять людей, то есть волвеков, и доставить с Птенца пиявки, мои лекарские запасы, продукты и библиотеку. Это сделано?

— Ну-у-у, пока нет, — мальчик сжался, разом становясь совсем маленьким и жалким.

— Но я успею до вечера, Ник.

— Сожалею. Магистр Эллар предупреждал, что будет в случае нового доказательства невозможности вести себя разумно. Мы не дома и твои шалости, ворующие время, оплачивать придется не родителям и учителю, и не деньгами. Иди в холодильник и жди меня.