– Как же это вы, Владимир Николаевич, русский, а очутились в Тегеране, да еще под китайской фамилией? – делая простодушное лицо, поинтересовался Сеоев.

– Очень просто! Уехал из России давно, лет, пожалуй, двадцать назад…

– Вы эмигрант?.. бело… – запнулся Сеоев.

– Белогвардеец, хотите сказать? Нет, ни в белой, ни в какой другой армии я не был. Это все политика – белые, красные, розовые и прочие… Меня это никогда не интересовало. Я уехал просто потому, что рыба ищет, где глубже, а человек – где лучше… С моими способностями и профессией мне нечего было делать в Советской России. Ведь я гипнотизер, чародей, угадыватель мыслей и дел любого из людей. Ну, а скажите, разве большевикам интересно иметь у себя такого человека, который, как по книге, будет читать все их мысли и тайны? Конечно, нет, да, кроме того, и в смысле заработка, – ведь я сейчас зарабатываю до трех-четырех тысяч долларов в месяц, а что я имел бы у вас? Усиленный паек и спецставку восемьсот рублей?

– Нет, зачем же, и у нас встречаются замечательные фокусники в цирке… вот я сам в прошлом году в Тбилиси видел Кио…

– Знаю его!.. – перебил Го Жу-цин. – Но это же ремесленник и невежда. Он показывает фокусы, которые сделает любой мой мальчишка-ученик. А ведь я читаю мысли любого человека, знаю тайны всех, прорицаю будущее и рассказываю прошлое каждого… Вы не верите?

– Нет… Я не то что не верю, а сомневаюсь… Это же, извините, чепуха, – сказал Сеоев.

– Сейчас вы убедитесь в том, что ошибаетесь, мой друг. Дайте вашу руку, смотрите мне в глаза, глубже, напряженней, спокойней… Смотрите не мигая, – при этих словах фокусник, пронизывая взглядом сержанта, глухо и торжественно сказал:

– Мой дорогой друг, вам тридцатый год, вы осетин из аула Дарг-Кох, не женаты, были ранены где-то на Кавказе. Но это все не столь важно, перейдем к другим делам. Проследим за бугром Артемиды и вот этим разветвлением, определяющим долговечность жизни… – Тут фокусник вздрогнул и, словно не веря себе, поднес ладонь сержанта к своему лицу.

Он смолк, смешался и глухим голосом пробормотал:

– Не будем касаться этого вопроса…

– Нет, зачем же? Говорите все, – засмеялся сержант.

– То, что я прочел у вас на ладони, – строго сказал Го Жу-цин, – очень серьезно. Но пока я не хочу говорить об этом.

– Я не боюсь, – возразил Сеоев.

– Я знаю, что вы не из пугливых. Эта длинная линия, пересекающая ладонь, говорит о мужестве, и все-таки… я не скажу вам о вашей судьбе.

– Почему? Неужели она так плоха?

– Может быть, даже ужасна!.. – тихо проговорил Го Жу-цин и, перенеся свой взгляд на другую линию, быстро сказал: – А вот тут я читаю, что вы легко можете стать счастливым, можете прожить долго, быть богатым и умереть в глубокой старости, окруженным сыновьями и внуками.

– Вот тебе и раз! – сказал Сеоев. – Только, что вы мне пророчили что-то ужасное, а теперь рассказываете про счастливую жизнь. Ей-богу, Владимир Николаевич, это как-то не вяжется одно с другим!

– Вас ожидает или то, или другое. Вопрос лишь в том, по какому пути вы захотите пойти.

– Не понимаю вас.

– Сейчас поймете. Видите ли, по вашей руке я прочел, что у вас две линии судьбы, близкая позорная смерть, и второй путь: свобода, деньги и долгая, счастливая жизнь. Вопрос в том, что предпочтете вы…

– Конечно, второе, – смеясь, сказал сержант, – какой же дурак захочет первое!

– Да, но второе – надо не только захотеть, но и заслужить. Мне очень хотелось бы избавить вас от несчастья.

– Но почему, Владимир Николаевич?

– Потому что и вы нужны мне… Потому что вы тот человек, который в свою очередь поможет мне.

– Я? – спросил изумленно Сеоев, уже давно ожидавший этой фразы.

– Да, вы! Как видите, я могу подчинять волю окружающих меня людей своей воле, делать десятки самых сложных чудесных фокусов, но я не всемогущ… Я не могу проникнуть туда, куда невозможно войти… Вы понимаете, о чем я говорю? – нетерпеливо закончил он.

– Нет!.. Не понимаю.

– А тем не менее все ясно. Вы находитесь в том доме, куда именно мне нельзя пройти…

– К генералу? – делая простодушное лицо, спросил Сеоев.

– Ну да! Там, в большой комнате, возле кабинета полковника, в стене имеется сейф…

– Железный шкаф? Около карты? – сказал сержант.

– Да, да! Так вот в этом шкафу лежит папка, обыкновенная папка с бумагами. Мне необходимо, – тут фокусник тяжелым, свинцовым взглядом глянул в упор на сержанта.

Сеоев с усилием оторвался от пронизывающих глаз Го Жу-цина.

– Но при чем я? – неуверенно спросил он.

– Именно при том… Вы тот человек, который поможет мне достать всего на тридцать – сорок минут доклад, затем папка ляжет обратно в шкаф…

– А доклад? – спросил сержант.

– И доклад!.. Я только сфотографирую его, и никто, ни один человек в мире, не будет знать об этом… взамен же вы получите деньги и любое подданство.

– То есть как… подданство? – привскочил Сеоев.

– Ну, конечно!.. Ведь я же говорил, что вам угрожает страшная беда… или долгая счастливая жизнь… Если вы выбираете второе, то немедленно же делайте то, что я скажу…

– Но это невозможно! Кабинет полковника охраняется, шкаф заперт, полковник ночует тут же… нет, это невозможно.

– Пустяки!.. Вы только согласитесь. От вас не требуется ничего большего, чем провести в помещение человека, одетого в форму советского солдата. Через час доклад уже снова будет на своем месте…

– А полковник?

– В эту ночь его не будет дома. В эту ночь он будет отсутствовать. Я наверное знаю, что он целую ночь проведет вне дома. Мы отвлечем его.

– Кто мы? – спросил сержант.

Го Жу-цин холодно сказал:

– »Мы» – это я… и не задавайте ненужных вопросов.

Сеоев понял, что промахнулся, и молча кивнул.

– Ну, так как, согласны?

Сержант молчал. Фокусник прошелся по комнате и, остановившись возле гостя, процедил сквозь зубы жестким тоном:

– Помните, что я говорю с вами так откровенно потому, что в случае отказа вы пропали. Вам не выйти отсюда… В доме десяток людей, при первом же моем знаке вы будете убиты, даже вашего трупа не найдут.

Сеоев молчал.

– …Но я знаю, что вы согласитесь. На самом деле, что для вас большевики? Вы не русский, вы горец, здешний народ и по крови, и по быту, и по религии вам ближе, чем Россия… Если вы захотите исчезнуть, то на следующее же утро после операции очутитесь далеко отсюда. Денег вам дадим много, у вас будет иранский паспорт. Что скажете на это? Решайтесь и скорее, только помните, если вы согласитесь лишь для того, чтобы выйти беспрепятственно отсюда, то, во-первых, вам никто не поверит, во-вторых, все равно будете убиты и, в-третьих, прежде чем выйти отсюда, вы дадите мне вот эту подписку, – и вынув из столика заранее заготовленную бумагу, Го Жу-цин медленно прочел: