очередной поворот, хотя Эйд терпеливо объяснял, пока несся по шикане, что повороты начались слишком рано, чтобы машина успела набрать максимальную скорость. Однако после ускорения на новом повороте Анна решила, что не совсем уверена, верит ли она ему.

Анна изо всех сил старалась не кричать и не прижиматься к какой-нибудь части салона, потому что уже поняла, что Эйд воспринимал это как сигнал, что можно глубже утопить педаль. При первой возможности выйти отсюда и вновь передвигаться на ногах она собиралась надрать ему зад — на полном серьезе. Посмотрим, кто тогда будет ухмыляться!

На очередном повороте сила тяжести отбросила ее к дверце машины, отчего голова подпрыгнула, точно у марионетки, но едва она успела отдышаться, как, выехав на более прямой участок дороги, Эйд начал ускоряться. Асфальт и зелень размытым пятном проносились мимо окна. Она взглянула на него и обнаружила, что он смеется — по-настоящему хохочет.

— Остался всего один поворот, — прочитала она по губам и, закрыв глаза, снова начала молиться. Она уже чувствовала, как машина рванула еще быстрее, когда он окончательно вдавил педаль в пол.

С закрытыми глазами ощущения были еще хуже — будто ее заперли в стиральной машинке на режиме отжима, поэтому она поскорее открыла их снова и поняла, что они несутся прямо в ограждение. Задние колеса повело, и она, всплеснув руками, вцепилась в приборную панель. Ее уже не волновало, увидит ли Эйд, что ей страшно, — ехать еще быстрее было уже невозможно.

К своему большому облегчению она увидела замаячившие впереди трибуны, означавшие, что они вот-вот пересекут финишную черту. Она уже готова была заплакать от радости, когда вместо плавной остановки Эйд исполнил безукоризненный поворот на ручнике, от которого внутри у нее все сжалось и она громко вскрикнула.

Мир вокруг продолжал двигаться, хотя машина уже стояла на месте, но Анне было все равно. С четвертой попытки она таки вцепилась в ручку двери и практически вывалилась из машины на асфальт.

Она согнулась, уперев руки в колени и наполняя легкие воздухом. А потом вдруг — как ни странно — начала смеяться. И, начав, уже не могла остановиться. Это могли быть эндорфины или адреналин, а может, просто банальное сумасшествие, но, так или иначе, она тряпичной куклой осела на трассу и продолжала смеяться, пока не стала задыхаться.

Эйд подошел помочь ей подняться. Ухмылка уже исчезла с его лица.

Анна так хохотала, что поднять ее удалось лишь со второй попытки. И когда он смог это сделать, их глаза встретились. Он ей кивнул, казалось выражая этим кротким жестом нечто похожее на одобрение.

— Ну что ж, вы не умерли, — заключил он.

— Да, — согласилась она, — не умерла. Я вообще живее всех живых.

Эйд улыбнулся в ответ.

Тут Анна посерьезнела и прищурилась.

— Благодарностей не ждите, — сказала она ему, но вместо того чтобы пустить его на отбивные, как и задумывала, она одарила его крепким звучным поцелуем в щеку и зашагала прочь.

Глава 26

Броуди стоял посреди своего сада в окружении звуков и запахов, наполнявших сгущавшиеся сумерки. Меж росших неподалеку деревьев и карнизов сараев время от времени мелькала порхавшая летучая мышь. Был уже десятый час, но далеко на юге июньское солнце еще светило в долине за деревьями.

Телефон зазвонил, и он вытащил его из кармана своих джинсов. Он больше не держал его на столе до позднего вечера, пока, удалившись в свой кабинет, читал и все ждал, что тот оживет. Он стал носить его с собой. На всякий случай. Наконец его ожидание было вознаграждено. Улыбнувшись, он поднес телефон к уху.

— Я это сделала, Броуди! Правда сделала!

Улыбка Броуди стала еще шире. Что бы она ни сделала, чему бы ни радовалась, ему было приятно, что она делится этим с ним. И, судя по звуку ее голоса, он стал первым, кому она решила рассказать свою новость. В груди вспыхнул робкий огонек надежды, но он поспешил его затушить. Что-то это да значило, но уж точно не то, о чем можно было подумать.

— Что вы сделали? — поинтересовался он, но не успела она ответить, как его озарила догадка: — Вы воспользовались ваучером. Вы ездили на гоночную трассу?

— Как вы это поняли? — ахнула Анна.

— Я просто… понял. Ну так что, это было весело?

— Нет! Мне казалось, что я умру! — расхохоталась Анна. Смех получился с легким истерическим оттенком. — Но как это ни странно, мне это, кажется, даже понравилось. Может, не сама езда, а ощущения после.

— Какие именно?

— Я чувствую прилив энергии. Я как будто… проснулась.

Он знал, что она говорит правду, слышал это по тому, как жизнерадостно и легко звучал ее голос. И как он теперь отличался от того голоса, которым она с ним говорила впервые. У него защемило в груди. Больше всего на свете ему захотелось быть сегодня там, видеть, как она выкарабкивается из машины, какой радостью и возбуждением светится ее лицо. Он так ей гордился.

Будь они друзьями в привычном смысле — из тех, что время от времени встречаются и общаются друг с другом лицом к лицу, он бы предложил ей куда-нибудь сходить и отпраздновать. Он был уже на грани того, чтобы ее об этом спросить, но вовремя образумился.

«Нет. Для этого у нее есть другие друзья. Друзья получше».

«Друзья? Да ладно тебе! Признайся. Хотя бы себе. Тебе ведь хочется большего».

«Чушь, — строго одернул он сам себя. — Если я не тяну даже на „друга“, какой смысл думать о чем-то большем?»

Когда Анна пустилась описывать свои впечатления на треке, Броуди побрел в дом, больше концентрируясь на ее словах, чем на том, куда шел. Опомнился он уже в кабинете. Так и не включив свет, он опустился в кресло и поднял взгляд на книжную полку. Небольшая деревянная фигурка, изначально задуманная как эльф, сидела на краешке перед верхним рядом книжных корешков. Было бы как-то неправильно оставлять ее томиться в темной, поросшей паутиной мастерской.

Сидя там, наверху, она не смотрела на него, не пыталась составить компанию. Она уставилась в лавандовые сумерки, вглядывалась в свое далекое будущее. Будущее, полное новых открытий, новых трудностей. Там было ее место.

Анна двигалась вперед.

И это было хорошо. В этом она и нуждалась, этого он ей и желал, но не мог избавиться от чувства, что при этом она двигалась прочь. Ну конечно, она еще будет звонить ему следующие несколько месяцев, может, даже следующие года два. Она все так же