Я не исключаю, что молиться действительно необходимо, но по крайней мере нам с Виппи Берд для этого не нужен никто другой, кроме нас самих, а тем более такой посредник между нами и богом, как Свиное Рыло. Мы с Виппи Берд вознесли достаточно молитв за Пинка, Чика и всех солдат – наших земляков. Но наш вклад в победу не исчерпывался одними молитвами, еще мы собирали продуктовые посылки для солдат и принимали участие в посадке деревьев в Саду Победы, а Мун вместе с другими школьниками собирал старые газеты и тряпье, которые перерабатывались на картон и технический войлок для военных нужд. Пока Пинк и Чик находились в сборном лагере, все было не так плохо, мы беспокоились только о том, чтобы они не слишком напивались. Настоящие тревоги начались, лишь когда их отправили в Европу.

До этого, однако, их отпустили на побывку домой, и их приезд мы отметили в кафе «Пекин», а оттуда перебрались в «Скалистые горы», где заказали по порции «Шона О» и несколько бутылок красного вина, но веселье не клеилось. Наши с Виппи Берд мужья уходили на войну, а мы с Пинком все еще были в трауре. За день до его отъезда я отвела Пинка на могилу Мэйберд, и мы долго молча сидели на траве, взявшись за руки, и я знала, что его терзает печаль, но он был не из тех, кто это показывает. Потом мы приобрели небольшой надгробный камень с изображением агнца. Я специально ждала приезда Пинка, чтобы мы могли выбрать его вместе. Пинк сам оформил заказ на надпись, потому что я была так подавлена, что не могла произнести имя Мэйберд вслух. Пока Пинк улаживал дела в конторе, я, сцепив руки, сидела на скамейке снаружи и старалась не разрыдаться. Камень установили уже после его отъезда, и, увидев надпись: «МЭЙБЕРД ЭФФА ВАРСКО«, я все-таки дала волю слезам. Поскольку я никогда не носила второго имени, я и не подумала дать его своей дочери, но Пинк вот догадался и назвал ее моим именем, благослови его за это господь.

Мы с Виппи Берд не знали, куда их отправили, писать об этом запрещалось, военная цензура проверяла все письма, но мы узнали об этом от Мэй-Анны, которая случайно встретила их в Северной Африке во время одного из фронтовых концертов.

К тому времени Мэй-Анна вошла в число самых ярких звезд голливудского небосклона и среди актеров студии «Уорнер Бразерс» занимала одно из первых мест по доходам, которые приносила своей студии. Мы с Виппи Берд как-то сказали ей, что, постоянно выступая в ролях бандитских марух, она может наскучить публике, но она ответила, что это амплуа приносит фирме стабильные доходы и ее наниматели пока что не собираются ничего менять.

Действительно, что касается внимания публики и кассовых сборов, то тут все было в порядке: каждый фильм с ее участием становился блокбастером, и миллионы людей приходили посмотреть, как она пьет мартини в коктейль-баре, сталкивает гангстеров в шахту лифта или погибает сама.

Любой ее следующий фильм был почти точным повторением предыдущего, и всегда было понятно, что произойдет в следующую минуту. Все они начинались с того, что она работала в ночном клубе, и в каждом из них присутствовала сцена, где она уходила вдаль по темной улице, освещенной только вспышками неоновой рекламы. Потом она бежала, кто-то преследовал ее, и стук ее каблучков становился все тише и тише, а сама она исчезала в тумане. Неоднократно повторялись сцены, где она в одиночестве неподвижно стояла на вершине холма, молча глядя в сторону океана, при этом туман клубился вокруг нее, а ее белое платье развевалось на ветру. Еще были спальни, задрапированные сатином, с сатиновыми простынями и стегаными сатиновыми одеялами и белыми телефонами.

Мало-помалу образовался даже клуб ее постоянных поклонников, объединяющий людей из разных штатов, и этот клуб обратился к нам с Виппи Берд с предложением написать статью о детских годах Мэй-Анны. Ну, мы с Виппи Берд, получив такое предложение, натурально, возгордились! Подумайте – тысячи людей знали Мэй-Анну в Бьютте, но клуб обратился именно к нам, как только им потребовалась достоверная статья. Хантер Харпер упомянул эту статью в списке своих источников, хоть и написал, что это «произведение фольклора» не содержит проверенных фактов. Проверенные факты ему подавай! Да такой дурак проглотит любую глупость, только поднеси ему ее под сиропом и соусом, сказала Виппи Берд, прочитав его книгу. Если бы мы с Виппи Берд не забросили литературные труды сразу же после этого первого опыта, нам сейчас было бы гораздо легче работать над этой книгой.

А тогда, поразмыслив хорошенько о будущей статье, мы решили не упоминать в ней о том, что у миссис Ковакс никогда не было мужа. Мы также решили не упоминать про Джекфиша и, поскольку заказчиков статьи интересовали лишь детские годы Мэй-Анны, не стали ничего писать и про Аллею Любви.

Мы писали целый месяц и извели на писанину две толстые тетради, заимствованные у Муна, потом Виппи Берд взяла нашу рукопись к себе на работу и во время обеденных перерывов перепечатала ее набело. Конечный результат нам самим очень понравился. Статья начиналась так:

Нашу подругу Мэй-Анну Ковакс, которая впоследствии стала известной всем Марион Стрит, мы впервые увидели, когда она стояла на краю бездонного провала заброшенной шахты «Крошка Энни», словно Мэрли Оберон в «Туманных высотах», и мы спасли ее от падения вниз.

Клубу, видно, не понравилось, что мы поставили себе в заслугу спасение Марион Стрит от гибели, потому что они изменили начало на такое: «Мы всегда знали, что Мэй-Анна Ковакс станет звездой», а остальную часть нашего рассказа просто изъяли и заменили ее всякой чепухой собственного сочинения, хотя наши с Виппи Берд имена все-таки оставили. Нам прислали десять бесплатных экземпляров брошюры, где был напечатан этот рассказ, и мы послали по одному Пинку и Чику. В ответном письме Пинк спрашивал, почему мы ему сразу не сказали, что Мэй-Анна будет звездой, раз мы уже тогда это знали. Еще он написал, что тогда мог бы поспорить на большие деньги, что Эффа Коммандер станет победительницей всемирного конкурса красоты, но только это все были его обычные подначки.

Мэй-Анна горячо поддерживала участие Соединенных Штатов в войне и сама добровольно участвовала в программе по культурному обслуживанию американских войск на заморских театрах военных действий. Она рассказывала нам, что эти концерты были организованы по принципу водевильных представлений: сначала выступал певец, потом комик, потом актриса в амплуа хорошенькой девушки, потом знаменитый атлет и в конце программы снова певец. Мэй-Анна, естественно, выступала в амплуа хорошенькой девушки, поскольку изобразить певицу никак не могла. Артист-комик исполнял по совместительству функцию конферансье и объявлял Мэй-Анну так: «Глядите-ка, кто здесь! Перед нами знаменитая звезда сцены и экрана – мисс Марион Стрит!» и, словно забыв, что ее номер – тоже часть концертной программы, клеился к ней у всех на глазах.

Виппи Берд заметила, что то была единственная сцена, на которой Мэй-Анне за всю жизнь довелось играть, хотя, по моему мнению, «звезда сцены и экрана» – это не больше чем расхожее выражение.

Ее номер не включал ничего сложного, она просто расхаживала взад-вперед в купальном костюме или сарафане с голыми плечами, делала сексуальные телодвижения и сыпала пошлыми шутками. Ей, однако, это доставляло удовольствие, потому что, как она говорила позднее, она испытывала глубокое уважение к этим парням в солдатских куртках. Были там и офицеры, которые всякий раз норовили затащить ее к себе в постель, но она с ними почти не общалась и говорила, что поехала в Европу вовсе не для того, чтобы ее раскладывали на офицерской койке.