А вот Земфиру Аюшеву я никогда им не прощу. Она вся там, в Серебряном веке. Ей Гумилев и Цветаева гораздо ближе и понятнее, чем мы с вами. Земфира очарована тем временем и теми людьми. Нашей кроткой Земфире Аюшевой даже перверзный нарцисс Брюсов люб и приятен. Обидеть ее все равно что ударить ребенка. Поэтому я приложу все силы, чтобы наказать Ангелину Викторовну. И нахожу, что наиболее удобно это сделать при помощи ее приятеля Яковлева. Владислав Александрович преподает в Академии Цатурян первую ступень, что для нас является несомненным плюсом. Нам необходим свой человек, способный привести Владика сюда, ко мне, для профессиональной беседы.

– О чем собираешься с ним говорить? – отодвинул тарелку Вик, вытирая губы салфеткой.

Попивая кофе, дядя расслабленно откинулся на стуле и, помахивая папиросой, вдохновенно начал:

– Ну-у, я спрошу молодого коллегу, почему, по его мнению, так бодрят и вдохновляют динамические практики Ошо? Занятия йогой? Гурджиевские танцы? Суфийские кружения? Тенсегрити Кастанеды? Тантра и прочие так называемые духовные практики? И, будучи человеком образованным – все-таки закончил рязанский педагогический институт, – Владислав Александрович мне, скорее всего, ответит, что все эти упражнения служат для достижения двух состояний. А именно – наполнению энергией и впрыску дофамина. Как мы знаем, скажет мне господин Яковлев, дофамин естественным образом вырабатывается в больших количествах во время положительного, по субъективному представлению человека, опыта. Если говорить совсем уж простым языком, все любят как следует трахнуться и вкусно покушать.

Появление этого гормона в организме вызывает состояние блаженства, расслабления, любви. Мы ощущаем прилив могущества, значимости и сопредельности с божественным. Мы как бы чувствуем рядом с собой непонятную силу. Силу неизрекаемую и невидимую, но тем не менее остро ощущаемую, мистическую и реальную, словно волшебная палочка. Яковлев мне скажет, что это своего рода наркотик, на который подсаживается огромное количество людей. Вступая в секту йоги, или в ошовские саньясины, или куда-то еще, мы пытаемся поймать состояние блаженства. Отсюда все эти затратные поездки в Индию, на Бали или в Непал.

А я ему возражу, что подобное состояние легко можно достичь курсом ноотропов. Вон, Софья не даст соврать. – Дядя кивнул на меня. – Очень советую фенибут. Также неплохо зарекомендовала себя камера сенсорной депривации. А уж о листьях коки, побегах марихуаны и ЛСД и говорить нечего! Я соглашусь с господином Яковлевым, что с медицинской точки зрения все понятно. Состояние покоя и расслабленности позволяют жизненной энергии течь сквозь наш разум и тело мощным потоком. Однажды уловив его, мы перестаем мечтать о чем-то большем. Ибо все мы стараемся избежать страданий и боли и мечтаем обрести любовь и гармонию.

И, как следует из всего вышесказанного, дать нам это могут либо наркотики, либо такие вот учителя, как Панаев и Цатурян. Однако за наркотики грозит реальный тюремный срок, а на духовные практики лишь ропщут беззубые сектоведы вроде старины Дворкина. Об этом мы с Владиславом Александровичем и поговорим. Не ошибусь, если скажу, что приглашение посетить наш скромный дом должно исходить от девушки с хорошим приданым. Приданое должно, по меньшей мере, являть собой просторную квартиру в Москве или в Питере – другие женщины господину Яковлеву неинтересны. И, к счастью, такая особа имеется.

Пустившись в рассуждения, дядя не отрывал пристального взгляда от моего лица. И, следуя его примеру, остальные сотрапезники тоже сверлили меня глазами. Мне сделалось не по себе, и я раздраженно выдохнула:

– Что вы на меня так смотрите?

– Родная, они смотрят на тебя так, потому что уже догадались, что ты отправишься в Академию обучаться энергетическим практикам под чутким руководством Владислава Александровича. Ты у нас девушка богатая – имеешь квартиру в самом центре Питера и стабильный доход в виде заработка кружковода – это не считая премии за архив. В общем, невеста ты хоть куда, и представляешь несомненный интерес для любителя легкой наживы, каковым и представляется господин Яковлев. Для большей привлекательности мы украсим тебя фамильными драгоценностями Веры Донатовны. Вера Донатовна, вы же ничего не имеете против того, чтобы одолжить нам свои бриллианты?

– Вот еще, придумали тоже, – фыркнула наша миссис Хадсон. – У меня на Софью другие планы. В Доме культуры началась неделя открытых дверей. Идет запись в кружки, все кружководы с десяти утра будут в холле записывать желающих, и место Сонечки за столом кружководов.

Дядя затушил окурок в пепельнице, сделал последний глоток кофе и оптимистично пробасил:

– Вот и отлично! Сегодня Софья будет записывать детей в кружок, а завтра к восемнадцати ноль-ноль поедет на «Маяковку» к Яковлеву.

– А меня кто-нибудь спросил? – возмутилась я, чувствуя в себе силы бороться.

– Что это ты вдруг разговорилась? – изумился дядюшка. – Когда надо – молчишь, а когда не надо – вдруг голос подаешь.

– Да, и впредь собираюсь подавать. – Я хмуро посмотрела на Карлинского. И обернулась к старушке, твердо зная, как будет лучше для Сони Кораблиной. – Вера Донатовна, перед тем как приступить к записи в кружок, хотелось бы взглянуть на киноархив.

– Ой, Сонечка! – смутилась она. – Там сам черт ногу сломит. Пошли, покажу, если уже позавтракала. Только предупреждаю – не пугайся. И куртку захвати, в архиве холодно.

И, поднявшись из-за стола, проговорила:

– Витюша, ты отнеси тарелки на кухню. Я потом посуду помою.

– Я сам помою, ладно? – доедая бутерброд с ветчиной, пробубнил сосед.

Вера Донатовна пожала плечами и поспешила к выходу из комнаты, задержавшись в дверном проеме и дожидаясь, когда я ее догоню. Потому что Виктор вдруг украдкой посмотрел на меня, и, невероятно смущаясь, заговорил:

– Соня, я очень вас прошу, помогите в расследовании. Выполните просьбу Бориса – запишитесь на курсы. О расходах не беспокойтесь. Я оплачу.

Мне стало неловко, и я протянула:

– Да я не против. Если необходимо, я запишусь. Оплачивать ничего не надо, я сама…

– Ну да, ты же у нас девушка богатая, имеешь зарплату кружковода и премию за архив! – скептически фыркнул Карлинский. И строго произнес: – Софья, вспоминай, о чем мы с тобой сегодня говорили! Это Виктору надо, а не тебе. Пусть он и несет расходы.

– Хорошо, Виктор, занятия оплатите вы.

– Огромное спасибо, я ваш должник.

– Да нет, мне вовсе не трудно.

– Да как же не трудно, когда вы мне так помогли! – заулыбался Цой, вдруг сделавшись симпатичным. – С меня торт. Хотя нет, вы же не любите сладкое. Тогда, может быть, орешки?

Симпатичным и беспомощным. Я отогнала наваждение и сухо сказала:

– Благодарю, Виктор, вы напрасно беспокоитесь. Не надо ничего. Ни орешков, ни тортов.

– Вы что же, орешки не любите?

– Люблю.