– Хомяк, – Азамат ткнул в дальний стол. – Почти готов.

– Ну да, – Костыль понимающе кивнул. – Смотрю и гадаю, он в дым или в грибы?

– Почти готов прийти в себя… Значит, в шишки. Или в сопли. Пошли.

По дороге Азамат остановил девчушку-разносчицу. Попросил принести жирного и мясного. Желательно не особо горячего. Обжигаться Хомяку не нравилось.

– Пуля!

На таком расстоянии трезвеющий пайлот его бы и не рассмотрел. И вряд ли бы доорался через «Беги, ниггер, беги», вдруг накрывшую все вокруг. Костыль, недовольно фыркнувший, даже привлек внимание окружающих.

Да, Хомяк пока все еще пребывал в своих личных фантазиях и мечтах, сотканных спиртовыми испарениями и приемом внутрь. И голос оказался женским. Пусть и хриплым до схожести с мужским.

Пустельга очень любила свое типа имя. Еще она просто обожала обтягивающую кожу и всякие металлические финтифлюшки. Могла позволить. Ее «Кречет» работал как часы, а скоростью мог потягаться с Хомяком. Вот только Азамату она куда больше нравилась Леной, а металл в ушах, носу, подбородке и губах делал ее, в его глазах, похожей на одомашненную буренку. Звяк-звяк, и все такое.

А еще Пустельга крайне сильно котировала свое положение и статус. И ненавидела, если их пытались ущемить. Как сам Пуля – в последнее посещение пайлотов. Хотя всего лишь помешал в меру красивой, пусть и сильно тощей девке забить хлыстом уборщицу, еще и придушивая ее цепью отошейника. За испачканные мокрой тряпкой новые сапожки. Поломойка уже даже не орала, а молча похрипывала, пальцами раздирая шею и безрезультатно пытаясь разодрать плотный широкий ошейник. Так вот и не сложилось у Азамата с Пустельгой. Неудивительно, учитывая сломанную руку последней. Хотя ее-то он сломал в самый крайний момент перед тем, как та собиралась разрядить в затылок Пули всю обойму ТТ. Но зло пайлот с черными волосами затаила.

– Да?

Пустельга, посасывая через соломинку пойло из пузатого стакана на ножке, поднялась. Величественно и неровно. Качнулась, выбросив несколько интересных матюгов, устояла. Костыль покачал головой, скорчил рожу.

– Вам стоит чем-то помочь, красавица?

Пустельга хрипнула носоглоткой, уставилась на него бессмысленно блестящими глазами.

– А ты чо за хрен с горы, придурок?

– Фу… Как некрасиво, когда такие слова срываются с настолько красивых, полных, идеальных в своей несимметричности, зовущих и манящих своим блеском губ… – не обращая внимания на ругань, Костыль оперся о спинку дивана пайлотов, замолчавших и изумленно пялившихся на него.

Сивый нахал повел хищным носом, вдыхая что-то, явно отсутствующее в воздухе клуба. Азамату сейчас ощутимо воняло в ноздри подгоревшим салом, табаком с коноплей, разлитой сивухой, приторной сладостью из бокала Пустельги и еще более приторной – из расстегнутой куртки и немалого выреза на груди. А вот Костылю…

Не иначе как ему чудились запахи свежескошенного луга, детства и яблок, если судить по довольно блестящим глазам, блаженной улыбке и взгляду, мягко ласкавшему высокую и злющую красотку.

– Ии-и-щ-щ-о раз пвввтри! – решительно потребовала пайлот. – Э? Чо ты там про мой эбблет скза-а-ал, а?

Как сивый оказался рядом, как приобнял, пощекотав щетиной, лебединую ее шею? Азамат даже не понял. Но сообразил другое.

Костыль, наглая и хитрая скотина, одним выстрелом своего трепачевика сделал дуплет. Укокошил зараз двух вполне себе упитанных зайцев. Отвлек злющую, пьяную Пустельгу от Азамата и подарил тому возможность без помех поговорить с Хомяком.

Прям бинго. И ведь зауважаешь его после такой жертвы… Хотя… Азамат посмотрел на Пустельгу, внимающую шепоту Костыля. Пайлот именно внимала, с совершенно странным для нее видом. Замерев, не хлопая чудеснейшими густыми ресницами, остекленело смотря куда-то в пустоту и не прекращая облизывать губы. Вот так вот… Прям чудо какое-то.

Стоило воспользоваться, что Пуля и сделал, разом пройдя оставшиеся метры.

Сел, откинувшись и дав отдых спине. Пару минут молчал, надеясь перестать слышать мерный храп и уже увидеть мятую небритую морду. Не вышло…

Пришлось применять неспортивный прием. Поднять со стола и шлепнуть под ухом мирно спящего Хомяка его же собственную планшетку. Результат вышел очень и очень… Годным.

Хомяк отлепился от столешницы мгновенно, потянув за собой тоненькую ниточку слюны и щелкнув предохранителем.

– Эй, друг, тихо… – Азамат усмехнулся. – И часто ты так в людей стволом тычешь?

– А?! – ошалелые глаза уставились на него. – Пуля, твою-то…

– Точно, я. Здравствуй, Хомяк.

Пайлот убрал ствол, выдохнул. Нашарил где-то в кармане куртки бумагу, кисет, начал сворачивать самокрутку. Глядя на трясущиеся пальцы, пришлось забрать и помочь. Прикурил Хомяк сам, от свечки, чуть не подпалив отросшие усы.

– Ты как тут?

Азамат пожал плечами.

– Мимоходом. Помощь нужна.

– Не-е-е… я завтра на маршрут, сегод…

– Хомяк!

– Чего?

– Поешь. В себя быстрее придешь. А я пока все расскажу.

Разносчица, вся такая милая, в мехах, прикрывающих ее от груди и до… до начала бедер, довольно улыбаясь Азамату, грохнула подносом.

– Ух, ты ж, ё… – Хомяк подскочил. – Дура!

Девица огорчилась и намылилась уходить. Пайлот поймал ее за цепку, идущую по спине от ошейника.

– Сюда иди… Как зовут? Леночка? Ты, Леночка, будешь извиняться передо мной за это, ясно?! И…

– Хомяк! – Азамат начал злиться. Время убегало.

– Что?! – пьяный пайлот начал наливаться злобой. – Что не так, дружище?!

– Поешь, – Азамат подвинул тарелку с густой похлебкой, пахнущей самым настоящим мясом. Девчушка, может быть, и ела подобное… со дна котла, что собакам не дают. А этот нос воротит, забавляется с беднягой. – Поешь, надо поговорить.

Хомяк уставился на него. Смотрел долго, не отпуская девчушку. Та потихоньку начинала багроветь. Пайлот дернул щекой, все еще злясь. Азамат наклонился вперед, вспомнил про…

Могло ли прошлое отражаться в глазах? Хомяку явно лучше знать. Разносчица убежала, на ходу растирая шею и размазывая сопли напополам со слезами. Пайлот пододвинул еду, взялся за ложку. Шумно хлебал, закидывая жирное и горячее, краснел и потел. Но не останавливался. Уже даже ему стало ясно насчет переноса маршрута и прокладки нового. Да, долг – дело неприятное. Азамат никогда не напоминал ему про спасение у Богатого. Сейчас пришлось бы… Но Хомяк был честным пайлотом. Испорченным, наглым, злым, но честным.