Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В дверь легонько поскреблись. Хиггинс сунул руку под матрас, вытащил револьвер и взвёл курок.
— Убирайтесь к дьяволу!
— Хигги, это мы… — робкий голос принадлежал кузену Джонни. — Принесли тебе жратву и выпивку… Может, откроешь?
Выругавшись вполголоса, Хиггинс поднялся с грязного матраса, подошел к двери и глянул в щелку. Джонни переминался с лапы на лапу, за его спиной маячил Марвин с этой его вечной идиотской ухмылочкой.
— Глаза б мои вас не видели! — пробурчал фелис, откидывая щеколду.
— Здорово, Хигги! Как себя чувствуешь? — осведомился Марвин, чем вызвал новый всплеск неудовольствия.
— А ты как думаешь, идиот?! Я чертовски доволен, что валяюсь в этой вшивой конуре с отстреленным ухом! А при виде ваших мерзких рож так просто готов сплясать джигу от восторга!
— Не кипятись, — примиряющее сказал Джонни. — Лучше посмотри, чего мы тебе достали… Настоящий валерьяновый виски от мамаши Бесс! Так вкусно настаивать, как она, никто не умеет…
— Дай сюда! — Хиггинс забрал бутылку, откупорил и сделал изрядный глоток. — Чего у вас есть пожрать?
— Хлеб, копченая рыба и кувшин пива… Оно, правда, малость того, кисловато…
— Кисловато? — предводитель пошевелил усами над горлышком. — Ты хочешь сказать — насмерть прокисло! И по-твоему, я буду пить эту мочу?! Что, хвост отвалился бы прихватить свежего?!
— Мы на мели, Хигги! У меня всего пять шиллингов осталось, да и Марв не при деньгах… Почему бы нам не толкнуть втихаря какую-нибудь штуковину из этих?
— У тебя что, мыши вместо мозгов?! Вся лондонская полиция сейчас на ушах стоит! Да что там лондонская — по всему Альбиону! Стоит засветить хотя бы одну бирюльку из тех — всё, пиши пропало! После того, как мы грохнули полковника…
— Ты грохнул, Хигги, — уточнил кузен Джон. — Мы тут ни при чём…
— Ха! Думаешь, тебе это поможет, сцапай они нас? Нет, братец, дрыгать ногами в петле придётся всем троим… Поэтому сделаем, как я говорю, и не вздумай своевольничать, понял?
— Он прав, Джонни, — вздохнул Марвин. — Подождём, когда всё уляжется. Осторожность ещё никогда не вредила, верно? Подумай только — десять тысяч фунтов! За такие деньжищи можно и потерпеть немного, а?
«Эге… А ведь он не просто так сказал это! Прощупывает почву… Должно быть, кузена Марва уже начали мучить сомнения! Проклятье, да я и сам не больно-то верю, что все эти побрякушки … А ведь одноглазый болтал о сотнях тысяч… Как же меня угораздило поверить ему! Ну ничего, ничего… Едва шумиха немного уляжется, толкнём на пробу что-нибудь из добычи, золотишко или пару камешков. Посмотрим, на сколько потянет… Я даже не потребую своей доли, если навар выйдет невелик… Или нет, тогда парни точно заподозрят, что тут дело нечисто!»
— Кстати, о деньгах… Как там наш одноглазый приятель?
— Пикты говорят, он хочет встретиться с тобой…
— Отлично! — Хиггинс ухмыльнулся, показав клыки. — Но спешить мы не будем, ясно, парни? Та штуковина, которую он жаждет заполучить… Думается мне, не так уж она проста. А то, что нужно одному, может пригодиться кому-нибудь ещё; смекаете, а?
— О чём это ты? — непонимающе нахмурился Джонни.
— Ему придётся хорошенько раскошелиться, чтобы заиметь эту книженцию… А если мы не сойдёмся в цене — что ж, найдём другого покупателя.
— Это дело! — заулыбался Марвин. — Я всегда говорил, что у тебя башка варит, кузен! Может, передать ему, чтоб готовил денежки?
— Не торопись. Пускай клиент дозреет; тогда и поговорим…
***
К ночи Потапу сделалось хуже. Ласка вся извелась: помочь медведю было нечем. Он трясся в лихорадке — да так, что ветхая хижина скрипела и ходили ходуном трухлявые доски пола. Озорник ушел, как только начало темнеть, подняв воротник и натянув на самые брови козырёк кепи: несмотря на опасность, он намеревался встретиться с фелис. Мусорная Голова тоже не показывался. Девушка стопила последние дрова и в отчаянье прилегла рядом с огромным зверем, обняла его за холку, пытаясь согреть теплом своего тела. Она сама не заметила, как уснула. Пробуждение было не самым приятным: внезапно Ласка почувствовала, что в хижине кто-то есть. Стараясь дышать так же глубоко, как и раньше, она чуть-чуть приоткрыла глаза. Сквозь длинные ресницы девушка увидела трёх пиктов, склонившихся над ними. Мусорная Голова держал в руке фонарь; его скудный свет выхватывал из темноты жуткие, покрытые татуировками лица.
— Что вам надо?! — испуганно воскликнула Ласка… И поняла, что пикты смотрят вовсе не на неё: их внимание было приковано к медведю.
Один из незнакомцев произнёс длинную фразу. Языка этого девушка не знала, хотя некоторые слова были на бритиш.
— Он говорит, твой друг сильно болен и может умереть, — Мусорная Голова снял шляпу и взъерошил колтун волос на макушке. — Если не помочь ему, он и нескольких дней не протянет… Плохо дело: если гость умер в твоём доме, это к беде…
— У вас есть какие-нибудь лекарства?
— Есть. Лекарства пиктов. Мы можем… Можем попытаться вылечить его, но при одном условии: ты не должна вмешиваться. Вы, длинные люди, вечно норовите сделать по-своему, а от этого только хуже…
— Хорошо, я согласна… Только быстрее, пожалуйста!
Мусорная Голова заговорил со спутниками на непонятном наречии. Наконец, один из пиктов шагнул вперёд, знаком велев девушке отойти. Достав короткий нож, он несколькими ловкими движениями срезал повязку и обнажил рану на плече зверя. Ласка содрогнулась: выглядела та хуже некуда. Лекарь (во всяком случае, девушка надеялась, что уродливый татуированный карлик имеет такой статус — хотя бы у своих сородичей) развязал мешок и достал оттуда нечто вроде куска коры. Спустя мгновение девушка поняла, что это: большой, густо поросший плесенью ломоть хлеба! Пикт приложил его прямо к ране. Ласка дёрнулась было остановить его, но Мусорная Голова крепко взял её за плечо и сурово нахмурил брови. Лекарь меж тем сделал свежую повязку и принялся обрабатывать другую рану. Потап лишь болезненно вздрагивал и тихонько, на самой грани слышимости, поскуливал. Наконец, процедуры были завершены. Чужаки растворились во тьме. Мусорная Голова протянул девушке бутыль из-под виски.
— Здесь родниковая вода. Когда очнётся, захочет пить; дай ему… Только не вздумай снимать повязки! Это очень хорошее средство, если оно окажется бессильным — не поможет уже ничто.
— Заплесневелый хлеб? —
