— Я сам видел, как он врачует страшные раны! — Мусорная Голова порылся в лохмотьях, достал треснутую, с обугленной чашечкой трубку и полную окурков жестянку. Девушка гадливо поморщилась. Пикт невозмутимо распотрошил несколько бычков, набил трубку табаком и закурил.

— Скажи, почему вы живёте… Вот так? — Ласка окинула взглядом хижину.

— Потому что здесь мы никому не нужны, — Мусорная Голова вдруг улыбнулся. — Никто не интересуется бродягами, обитающими на свалках. Это последние свободные земли, мисс. У нас нет ничего, что нужно было бы вам, длинным людям; а мы прекрасно живём тем, что вы бросаете за ненадобностью.

— Прекрасно?! Что ты называешь прекрасным, жизнь на помойке?

— Ты ещё слишком молода, чтобы понимать… Скажи мне, кто счастливее — ребёнок джентри или дитя нашего племени? Одного опекают многочисленные лакеи и гувернантки, чтобы он, не дай бог, не испачкался да не ступил бы в лужу… А другой носится по мусорным карьерам, и каждый день для него полон удивительных находок и чудесных открытий. Да, они едят с серебра, а у нас порой нет другой миски, кроме собственной пригоршни… Но я говорю о счастье, понимаешь? Не о вещах, которые ты можешь сделать своими, не о людях, которым ты можешь приказывать — всего лишь о такой малости, как счастье…

— И что же, все твои соплеменники согласны с такой философией?

Мусорная Голова хитро посмотрел на Ласку.

— Мы маленький, но мудрый народ, мисс… За очень, очень редкими исключениями….

Мало-помалу девушка задремала. Проснулась она от холода и тут же с беспокойством обернулась к Потапу. Медведя больше не лихорадило; он дышал ровно и глубоко. Зябко поёжившись, девушка отворила дверь и вышла наружу. Глаза тут же заслезились от яркого света. По заснеженным холмам тянулись в разных направлениях вереницы следов. Недовольно покрикивали в небе чайки, а вдали, подёрнутые туманной дымкой, возвышались приземистые кирпичные корпуса фабрик. Это ведь не единственная свалка на острове, подумала девушка. Интересно, сколько их — раскиданных по всему Альбиону, по окраинам промышленных центров, бывших некогда отдельными городами… И сколько пиктов обитает на каждой, прячась под многолетними напластованиями мусора? Судя по количеству следов, немало… Проваливаясь по щиколотку в снег, она поднялась на вершину холма. От ближайших строений вглубь свалки брела, чуть сутулясь, одинокая фигура. Девушка сощурила глаза… Ну конечно, это он! Лев Осокин… Лёва… Озорник. Самый необычный из когда-либо встречавшихся ей людей… И самый близкий, как это ни странно.

— Дела наши, прямо скажем, оставляют желать лучшего, — заявил Ласкин компаньон, обнимая девушку. — Фелис попрятались где-то, да так, что даже я не смог отыскать их… С одной стороны, это правильно, конечно — надо выждать, пока уляжется шумиха. Но…

— Послушай, раз уж ты можешь переноситься в прошлое… Почему бы не переиграть всё заново? — поинтересовалась Ласка.

— Во-первых, уже слишком поздно, — покачал головой Озорник. — Я могу оперировать временным промежутком в семь-восемь часов, не более… Кроме того, каждый раз, когда я делаю это, я даю чёткий и недвусмысленный сигнал своим врагам. У них и так есть возможность угадывать моё местонахождение, не знаю уж, каким образом это удаётся… Помнишь нападение в Гавре? А тут — всё равно, что размахивать факелом и кричать «я здесь»!

— Целых восемь часов… Да за это время ты можешь уехать бог знает как далеко! В другой конец острова, даже на материк…

— А толку? — хмыкнул Озорник. — Покуда я не получу Лексикон, я должен оставаться в Лондоне; иначе всё бессмысленно. Пикты помогли нам выиграть немного времени, но охота уже началась, можешь не сомневаться… И это не полиция, а кое-кто посерьёзнее.

— Но кто? И что им от тебя нужно?

— Полагаю, некая тайная организация… А что нужно — ну, тут всё понятно, взять под контроль, конечно… — Озорник задумчиво покусал губу. — Первый раз они вышли на меня в Гейдельберге.

— Ты так и не рассказал, что ты там делал…

— Учился. Учился и искал ответы на вопросы… Разбойничьи деньги я к тому времени потратил почти все: жизнь в Империи не дешева. Не так уж сложно заиметь средства, думал я. Азартные игры, скачки, дерби… Побывай на бегах, запиши результаты, прогуляйся в ближайший лесок — и вернись на несколько часов назад! А странное свечение — ну что же, если кто и увидит, одной легендой больше, только и всего… Поначалу казалось, что всё сошло гладко. Конечно, было много разговоров; всё-таки проекция Знака — слишком зрелищное явление, чтобы оставить свидетелей равнодушными! Даже тиснули заметку в газете… Но никто не связал происходящее с Адамом Дрейзе, студентом Гейдельбергского университета — так меня звали в то время… А спустя неделю в городе появилась эта парочка: долговязый француз и его громила-телохранитель, неандерталец.

— Как тебя нашли?

— Понятия не имею! Но сделали они это чертовски быстро. Никаких попыток вступить в переговоры: они напали прямо на улице, громила прижал к моему лицу тряпку, пропитанную серным эфиром — вдохнув его, человек теряет сознание… Тут мне впервые пригодились монастырские навыки, — Озорник ухмыльнулся. — Неандерталец, полагаю, был немало удивлён; всё же их раса гораздо сильнее человеческой. Но с тех самых пор они идут по моим следам. Правда, мне каждый раз удаётся быть на шаг впереди — но кто знает, как всё обернётся теперь…

Ласка зябко поёжилась.

— Пошли в хижину…

— Пойдём. Я, кстати, принёс перекусить. Подозреваю, гостеприимство Мусорной Головы не распространяется столь далеко, чтобы кормить нас…

— Я бы в любом случае не стала злоупотреблять кухней пиктов, — в тон ему ответила девушка.

Из хижины доносились странные звуки. Ласка заглянула в дверь — и тихонько ойкнула от удивления. Потап, которому полагалось бы валяться без сознания, восседал у горящей печки и меланхолично тренькал когтем по струнам растрескавшейся, с облезлым лаком мандолины, извлекая простенькую мелодию.

— Вот, вылез дров поискать, и нарыл… — проворчал он при виде вошедших. — Жаль, не балалайка. Но тож сойдёт. Струнки бы заменить, конечно…

— Как твои раны? — с беспокойством спросила девушка.

— Да ничё так, вроде… Не беспокоят…

— Ну, и то хлеб, — усмехнулся Озорник. — Чего дальше делать думаешь?

Медведь глубоко вздохнул.

— Дык это… Чего уж там… Я с вами — коли не прогоните…

— Не прогоним. Но ты всё же подумай, — серьёзно сказал Ласкин спутник. — Дела у нас рисковые, да враги со всех сторон обложили, и чего дальше будет — неизвестно.

— Суворов Ляксандр Василич так, бывало, говаривал: семи смертям не бывать, одной не миновать! — философски откликнулся Потап.

Лекарства пиктов оказали на медведя поистине фантастическое действие. Низкорослые татуированные человечки делали перевязки ещё дважды; и Ласка с