– Ну и отправляйся! – в сердцах крикнул Брендольв. – У Хильмира конунга большие сундуки – и ты поместишься!

– Э, хватит, хватит! – Хринг Тощий, фру Кольфинна и другие гости вмешались и постарались прекратить спор. – Мы не для того сюда собрались, чтобы толковать о конунгах! Вы, кажется, забыли, что вот-вот породнитесь!

Пир в честь обручения едва не окончился ссорой будущих родственников. До самого конца пира Даг и Брендольв избегали обращаться друг к другу. Именно прежняя дружба делала нынешнее несогласие особенно болезненным, почти оскорбительным. Молодые товарищи посматривали на них обоих нерешительно, не зная, чью сторону взять, но в душе большинство склонялось к мнению Брендольва. Все же знают, что слава – главная цель достойного человека. И больше славы обещал молодой Вильмунд конунг, который для того и провозгласил себя конунгом, чтобы вести воинов в бой, не дожидаясь мешкотных и боязливых стариков. Всех удивляло, что Даг, которого не назовешь трусом, принял сторону этих самых стариков.

– Что с тобой такое? – спрашивали его тайком. – Ты разве не хочешь прославиться?

– Каждый хочет прославиться по-своему! – отвечал Даг. – Север пропал потому, что там все перессорились. А у нас теперь два конунга – причина для ссоры хоть куда! Мы уже чуть не перессорились: молодые за Вильмунда, старшие за Стюрмира. Нашим ссорам обрадуются только фьялли. Нельзя же думать только о себе и своей славе! Подумаем о ней попозже, когда Квиттинг соберет одно общее войско, такое, которое сможет со славой победить, а не со славой умереть!

Брендольв, когда Хальмод или Хлодвейг передавали ему эти речи, только пожимал плечами. Главное – со славой, а победить или умереть – не так уж важно. Самая звонкая слава – посмертная.

Зато Хельги хёвдинг был очень доволен решением сына. В тот же день он послал домой человека с приказом готовить корабль и припасы в дорогу.

– Это очень хорошо! – делился Хельги хёвдинг с матерью. – Стюрмир конунг будет знать, что мы – его друзья! Я бы поплыл и сам, но на кого я оставлю восточное побережье? Не на удальцов же вроде Гудмода Горячего! А мой сын достойно заменит меня!

– Это верно! – Фру Мальгерд задумчиво кивала. – Вот твой сын и вырос. Теперь он может сам принимать решения и отвечать за их последствия. Впрочем, я давно знала то, что он сегодня доказал. Нет правды молодых и старых, а есть люди с умом и совестью или без них! И возраст здесь ни при чем!

Но слушать отвлеченные рассуждения Хельги хёвдингу было уже некогда. Приходилось торопиться. Ведь молодой Вильмунд конунг в любой день может явиться сюда с войском и потребовать, чтобы тинг восточного побережья признал его. И придется признать – не драться же, когда враги у порога! А после этого желать возвращения Стюрмира и в самом деле будет предательством.

Уезжая из усадьбы Лаберг, Хельга почти не помнила, что причиной поездки было ее собственное обручение. Если она и вспоминала об этом, то ей становилось неуютно. Ее надежды на будущее согласие с Брендольвом уже разлетелись осколками: на прощание он улыбнулся ей весьма вымученно, а на ее брата и вовсе не поглядел. Куда пропало все то, чему она так радовалась в первый день? Так бывает во сне: владеешь огромным богатством, а открой глаза, и нет ничего.

– Я надеялся, что хоть ты будешь посмелее! – только и сказал Брендольв, взяв ее за руку. – Когда мы ловили троллей, ты не оглядывалась на стариков!

– Но если… Я так боюсь, что у нас будет война между двумя конунгами! – сбивчиво пожаловалась Хельга. Ей очень хотелось, чтобы именно Брендольв утешил ее и ободрил.

– Война! – Брендольв пренебрежительно махнул рукой. – Знаешь ли, здешние мир или война очень мало значат по сравнению с Валхаллой. А туда попадают только достойные люди. И я хочу попасть туда, чтобы в день последней битвы оказаться в войске Одина. А для этого все равно, на чьей стороне биться здесь. Разве ты желаешь для меня чего-нибудь другого?

Хельга не знала, что ответить. Конечно, попасть в Валхаллу – важно, даже очень важно для мужчины. Но она, не ожидая этой славной участи для себя, никак не могла признать, что мир в земной жизни ничего не стоит. Но если Вильмунд конунг и правда хочет защитить страну от фьяллей… И Брендольв был прав, и Даг был прав, а она не могла решить, к кому ей присоединиться. У нее возникло чувство, будто что-то большое и важное разломалось пополам и вот две части стремительно уплывают в разные стороны, а она не знает, за какую схватиться, как удержать.

Возвращение домой, в родное гнездо, где все жили в согласии, доставило ей большое облегчение, и она гнала неприятные мысли. Но где-то в глубине души шевелилась тревога: а что же будет потом? После свадьбы?

* * *

Первым собрался в дорогу Брендольв. Работники, бонды, рыбаки, целыми днями по делу и без дела шнырявшие между Тингвалем и Лабергом, часто приносили известия: оснащают корабль… взяли средний, «Морского Барана», тот, что на восемнадцать скамей… А парус полосатый, тот, зеленый с коричневым, с красной полосой поверху, что ткали в ту зиму, когда у Оддхильд хозяйки гостила ее сестра Трудхильд, что замужем за Сигурдом из Березового Фьорда… Уже грузят припасы… такие здоровые мешки, волокушами* возят… Я видел, на корабль несли такой котел, что в нем купаться можно… Еще бы, ведь молодой Брендольв хёльд берет с собой целых пятьдесят человек… Да брось ты, какие пятьдесят? Где столько набрать? Сорок от силы! Да нет, с ним же напросились плыть и Кальв из Гнезда, и Арне, ёкулев сын, и еще оба Стейна – и рыбак, и тот, что живет в работниках у Торгрима… Набрал, понимаешь, всяких, и думает, что из них выйдут настоящие воины… А что же ты хочешь? Такому знатному человеку стыдно являться к конунгу с маленькой дружиной, а Гудмод хёльд ведь не может отдать сыну всех своих людей! Кого-то надо и дома оставить! Любопытно, а возьмет он с собой тот роскошный меч, который ему подарил хёвдинг? Да уж конечно, возьмет, ведь это такая честь! Где ему взять меч получше?

Хельга слушала эти разговоры с тревогой и все время надеялась, что какая-нибудь случайность помешает, что Брендольв передумает или мать ему запретит, и он никуда не поплывет. Сидя дома рядом с Дагом, она очень быстро стала считать правым именно его. Привычка к Брендольву в ней, конечно, была гораздо слабее привычки к брату. А Даг довольно часто, перед любым из соседей или даже домочадцев, повторял свое мнение. Проницательная Атла видела, что он стремится убедить не столько Торгрима бонда или Сольвёр (которая и не слушая с ним во всем соглашалась), сколько себя самого. А пока есть колебания, есть надежда и на другое решение…

– Если бы я родилась мужчиной, я бы уж конечно выбрала того конунга, который помог бы мне скорее отомстить! – заявила Атла, глядя на Дага с недвусмысленным вызовом. – Ведь если враги хозяйничают в моей стране, я считала бы это прямым оскорблением мне самой!

– Поди к Брендольву – он будет рад и примет тебя в дружину! – резко ответил Даг, не притворяясь, будто не понял намека. – Но поскольку ты не мужчина, а женщина, да еще без эйрира* за душой, я бы тебе посоветовал не быть такой воинственной. Ты хочешь лишиться крыши над головой еще раз? А этот дом, учти, последний. Дальше только море.