Селеста сказала совсем по-детски, тихим и невыразительным голосом:

– Теперь вы понимаете, что должны все мне рассказать?

– Да, – уступила Дженнифер, – да, теперь придется рассказать. Ты бы лучше села.

– Незачем.

Дженнифер отвернулась и поглядела в темное окно, вниз на долину, где порывистый штормовой ветер пригибал к земле травы. Никаких просветов, никакого другого движения. Но сейчас она чувствовала себя такой усталой, что не было сил даже для беспокойства.

– Я слушаю, – сказала Селеста от двери.

Дженнифер с тихим вздохом начала говорить… Наверное, не стоило вообще ничего рассказывать Селесте, однако вряд ли можно было этого избежать. Слишком невероятным было последнее, нечаянно сорвавшееся ужасное обвинение. Но слово сказано, и роковой шаг сделан. Дженнифер слишком много пережила за этот день и едва ли до конца сознавала всю шаткость своего положения – ведь она вступила на путь развенчания кумира перед лицом его благоговейной поклонницы. Измученная треволнениями дня, она избегала взгляда своей слушательницы и, отвернувшись к окну, безжизненным голосом рассказывала эту печальную историю.

Она говорила о синих цветах, о своем недоумении, о сомнениях и тревоге, вскоре переросшей в уверенность. Рассказала о письме, найденном за триптихом, о решении расследовать загадочные обстоятельства смерти кузины и, наконец, о том, как ночью пошла на ферму, и о том, что там услышала.

– Не понимаю, как моя кузина попала туда, – сказала она, – но дело не в этом. Вскоре все выяснится. А дело в том, что твоя донья Франциска по уши увязла в каких-то темных делах. Положение настолько серьезно, что она готова пойти на крайние меры, лишь бы помешать нам разоблачить ее. Я стояла там под окном и совершенно ясно слышала, как она шантажировала Пьера Бюсака, чтобы заставить его убить мою кузину… Джиллиан…

Тут она перевела взгляд на Селесту, и все имевшиеся в запасе слова застыли у нее на губах.

Девочка, как зверек, скорчилась у двери. В неярких отблесках свечи лицо ее казалось восковым. Щеки и виски словно ввалились, черты обострились, и лицо стало страшной маской. Огромные темные глаза были пусты, как глаза призрака.

Сердце Дженнифер болезненно сжалось, она бросилась к ней и воскликнула:

– Селеста, пожалуйста, не смотри так! Селеста, милая!

– Это правда? – произнесла Селеста свистящим шепотом.

– Я не хотела… Да, это правда, но…

– Вы клянетесь, что это правда? – точно по слогам произнесла она.

– Селеста…

– Клянетесь?

– Я не уверена насчет шантажа, но все остальное… – сказала Дженнифер подавленным голосом.

– Убийство? Вы хорошо расслышали?

– Да. – В порыве сострадания она протянула к девушке руку. – Селеста, мне так жаль, не могу передать тебе, как жаль… Я не хотела, чтобы ты узнала.

– Хорошо, что узнала.

Шепот был еле различим.

Дженнифер тревожно взглянула на нее и сказала неуверенно:

– Мне кажется, мать настоятельница… Давай лучше я отведу тебя к матери настоятельнице…

– Нет.

Селеста быстро поднялась и взяла с кровати свой плащ.

– Что ты задумала? – всполошилась Дженни.

Селеста, не отвечая, открыла дверь и, точно привидение, растворилась в темноте коридора.

Пламя свечи затрепетало и погасло в потоке воздуха, дверь захлопнулась. В темноте поплыл запах дымящего воска.

– О боже! – воскликнула Дженнифер и тихо застонала от недоброго предчувствия.

Вытянув вперед руки, она бросилась к двери. Но натолкнулась на глухую стену и начала нервно шарить по поверхности, ладони скользили по двери, пока не нащупали замок. Дженнифер распахнула дверь настежь, выбежала в коридор и почти в полной темноте вслепую устремилась к лестнице, ведущей в трапезную.

– Селеста! – вполголоса взволнованно звала она. – Селеста!

Но девушка уже исчезла. И ни к чему было гадать, куда она побежала, – сейчас любой путь вел ее к несчастью. Лестница осталась позади; заметив тусклый свет, падающий из дверей трапезной, Дженнифер ускорила шаги.

Там тоже было пусто, в воздухе стоял едва уловимый запах пищи и теплого уюта. Единственный светильник, высоко на стене, не в силах был справиться с сумраком. Дверь под арку была открыта и раскачивалась, сильный ветер жутко завывал под сводами. Тяжелый ковровый занавес за дверьми церкви колыхался, как будто кто-то только что откинул его… Все правильно, именно в церковь. Только сюда и могла направиться Селеста. Гавань для корабля, потерпевшего крушение…

Дженнифер коснулась рукой занавеса и остановилась в раздумье: что нужнее сейчас Селесте – сострадание или облегчение, которое может принести молитва? Но пока она раздумывала, все решилось само собой.

– Куда это ты собралась? – услышала она раздраженный голос доньи Франциски.

Дженнифер напряглась, – казалось, каждая клеточка ее тела дрожала. Она отдернула руку от ковра, точно ее ударило током. Голос доносился из церкви.

Все-таки это произошло. Селеста то ли случайно, то ли намеренно, но все же столкнулась с испанкой лицом к лицу.

Дженнифер немного отодвинула край занавеса. Одна створка двери за ним была закрыта, и девушка проскользнула внутрь, очутившись между занавесом и внутренними дверьми.

Сердце ее глухо стучало. Она осторожно заглянула в церковь. Освещение было не таким ярким, как во время службы, но на стенах горело два-три светильника, а в нишах мерцали в подсвечниках огоньки тонких восковых свечей. Один светильник в алтаре горел ясным красноватым светом, другой – поменьше, в боковом нефе – пылал, как рубин.

Под ним, напряженно выпрямившись и высоко подняв голову, стояла Селеста. Донья Франциска оторвалась от своих дел – она стояла перед маленьким боковым алтарем – и повернулась к девушке. Сквозь сумрак плыли угасающие звуки органной фуги Баха, которую играла в своем тихом уединении ничего не подозревающая сестра Мари-Клод.

Дженнифер замерла в темном укрытии между дверью и ковровой занавесью. Мучительные сомнения закружились в ее голове, когда сквозь замирающую музыкальную фразу к ней донесся голос Селесты. Голос был сухой и резкий, тот же, что Дженни слышала только что в келье.

– Вот что я пришла сказать вам. Я ухожу отсюда, сеньора, сейчас. Прямо сейчас. И больше не вернусь. Никогда, слышите?

Испанка воззрилась на нее как на сумасшедшую:

– Селеста! О чем ты? Ты заболела? Дитя мое, милая моя девочка…

Она направилась к девушке, но Селеста, не сдвинувшись с места, четко произнесла:

– Не приближайтесь. Вы не смеете прикасаться ко мне.