Сано знал, что в Нагасаки, где христианство впервые пустило корни в Японии, всегда концентрировалось наибольшее число обращенных, а потому за веру здесь преследовали с особой жестокостью. Во время великого мученичества, примерно семьдесят лет назад, были разрушены все церкви, а сто двадцать христиан обезглавили или заживо сожгли. Следующие правительства провели более пятисот казней. Сано слышал, что нынешние власти Нагасаки продолжают безжалостную, жестокую кампанию против горстки оставшихся в городе христиан. Но первое впечатление от увиденного им в христианской части тюрьмы никак не подтверждало эти сведения.

На огороженной площадке размещалось десять аккуратных, покрытых соломой хижин. Через их окна Сано видел мужчин и женщин, мирно прядущих пряжу и шьющих одежду; матери баюкали детей; семьи за общим столом делили трапезу; доктор поджигал пирамидки из лечебных трав на груди пациента.

— Это большая часть того, что осталось от христианской общины Нагасаки, — объявил Данносин, горделиво взмахнув своей бледной жирной рукой. — Шестьдесят человек, включая детей, посажены под замок, чтобы не причиняли вреда.

В здании побольше обитатели купались в деревянных ваннах и бродили по комнате под надзором стражников. Другие стражники патрулировали двор; в остальном здесь ничто не напоминало о мрачных тюремных застенках и пыточных камерах.

— Черни позволено продавать сшитые вещи и оставлять себе деньги, — пояснил Данносин. — Мужчины и женщины живут раздельно, но семьям позволено свободно навещать друг друга. Они могут мыться и совершать прогулки в общем здании, а если они заболевают, то мы лечим их. — Сано уже собирался похвалить главного гонителя за гуманное отношение к заключенным и испросить разрешения задать им несколько вопросов о христианах, находившихся по другую сторону тюремной стены, но Данносин продолжил говорить: — Не думайте, что мы слишком деликатничаем с ними: суровые наказания заставляют их еще более упрямо цепляться за веру. Они порождают мучеников, а те привлекают новых адептов. Мы обращаемся с ними хорошо, а потому и они ведут себя как надо. — Он облизнул губы и похотливо усмехнулся. — Я предпочитаю концентрировать усилия на нескольких лицах, выделенных из толпы; из них, уверен, получатся хорошие информаторы. Вы сами увидите.

Данносин провел Сано в небольшое, обнесенное изгородью пространство. На веревке, укрепленной на блоке на вершине столба, головой вниз висел человек. Его голова и верхняя часть туловища скрывались в выкопанной в земле яме. Все тело несчастного было замотано в грязную мешковину, свободно свисала только правая рука. Двое стражников ожидали признания. Сано с ужасом смотрел на то, что видел.

— Эту пытку изобрел губернатор, правивший в Нагасаки семьдесят лет назад, — сообщил Данносин. — Таким образом он убедил монаха-иезуита отречься от своей веры. Еще он заставлял женщин-христианок ползать голыми по городским улицам, где их насиловали местные головорезы. Потом он приказал бросить их в бочки со змеями. — В углах кривящихся в улыбке губ гонителя заблестела слюна. — Когда змеи начали вползать в тела женщин, те были более чем готовы отказаться от всего.

Схватившись за веревку, он вытянул пленника из ямы. Лицо человека было багровым и раздутым, глаза заплыли. Изо рта, носа и ушей сочилась кровь. Выбритое темя и завязанные в узел волосы выдавали в нем самурая; с его губ сорвался хриплый шепот: «Да смилуется Бог над моей душой…»

— Он здесь четыре дня, — сказал Данносин и пристально посмотрел в лицо заключенному. — Тозо, ты готов отречься от веры и сообщить известные тебе имена других христиан? Если готов, просто подними руку, и я освобожу тебя.

Рука страдальца продолжала безвольно висеть.

— Бог… Гэсу… Мария… — прошептал он.

Хотя Сано при всех условиях должен был презирать христиан и подчиняться бакуфу, его восхитила храбрость этого человека. Ему внушали отвращение пытки и извращения, побуждавшие Данносина к этой ужасной работе. Сано помнил, что христианство, использовавшееся как орудие войны, помогает варварам обеспечивать лояльность и предотвращать внутренние распри. Не будь оно подавлено, а его иностранные распространители не изгнаны, японцы сейчас могли бы быть подданными Испании. Сано поклялся на крови быть противником христианства, но он не мог допустить такого страшного надругательства над беспомощным самураем. Злость на жестокий, угнетающий людей режим Токугавы с новой силой забурлила в нем.

— Снимите его! — приказал Сано.

Данносин изумленно открыл рот.

— Но он еще не согласился сотрудничать.

— Мне все равно. Снимите его. Немедленно!

— Хорошо. Будь по-вашему. — Пожав плечами, гонитель приказал своим подручным положить пленника на землю и бросил на Сано многозначительный взгляд. — Четыре дня работы псу под хвост. Думается, что даже наивный, неумелый новичок не стал бы симпатизировать христианской черни. Ведь есть такое понятие, как обвинение в использовании положения и соучастие.

Сано не стал опускаться до ответов на оскорбления и угрозы главного гонителя. Ему был невыносим вид Данносина и ухмылявшихся стражников.

— Пошли прочь, — сказал он.

Оставшись наедине с пленником, Сано опустился на колени рядом с ним и ослабил мешковину, которой тот был туго спеленат. Грудь Тозо поднималась и опускалась от медленного, едва ощутимого дыхания. Губы неслышно произносили имена его христианских богов.

— Тозо, вы слышите меня? — спросил Сано.

Заплывшие глаза приоткрылись. Белки были налиты кровью.

— Бог милосерден, — шепнул Тозо сквозь кровавую пену на губах.

Сано сжал свободную руку мужчины.

— Ваши муки закончены, — сказал он. — Теперь вы можете спокойно умереть.

— Умереть… да. — Тозо улыбнулся. — Войти… в священное Царство… Божье. — Он с блаженством устремил глаза к небу. — Во славу Божью…

Утробный кашель сотряс его тело. Изо рта хлынула кровь. Тозо начал конвульсивно вздрагивать. Предсмертная агония, казалось, лишила его храбрости и веры, а ощущение подступающей смерти унесло мечты о светлом рае. Его взгляд просветлел, стал острым от ужаса.

— Нет! Я не хочу умирать. Я боюсь! — Его рука отчаянно вцепилась в руку Сано. — Пожалуйста, спасите меня! — Сано попытался успокоить его, но Тозо уже нельзя было помочь. Однако христианин не хотел принимать неизбежного. — Пожалуйста, досточтимый главный гонитель, — молил он, приняв Сано за Данносина. — Я сделаю все, что вы скажете. — От нового приступа кашля кровотечение усилилось. — Я отрекаюсь… от христианства. Я плюю на Бога… Клянусь, я всегда буду верен… сёгуну. — Он дернулся и мелко задрожал.

— Тише, — уговаривал его Сано, с ужасом глядя на то, что такой же, как он, воин, хоть и преступник-христианин, признает поражение. — Отдохните.

— Я расскажу вам все, что хотите. Только не дайте мне умереть!

Сано был поражен. Он очень нуждался в информации о христианском подполье в Нагасаки, но разве можно воспользоваться результатом этой жестокой пытки? Стыдясь себя и сочувствуя несчастному, Сано поднес к глазам Тозо распятие.