— Я тоже, — солгала я, тем самым глубже ввергая себя в пучину ада.

Да, это был он, человек в маске, если не считать того, что сейчас на нем не было ни маски, ни плаща. Но голос нельзя было спутать — низкий, музыкальный, с приятным тембром, — у меня хороший слух. Об одном я жалею — наши голоса прекрасно слились бы в дуэте, но я, конечно, не собираюсь петь с этим идиотом… или с сумасшедшим.

Задумавшись над двумя этими вариантами, я остановилась на идиоте. Сумасшедших в «Олмак» не пускают.

Я удерживала на лице любезную улыбку вопреки желанию прогнать мистера Марстоуна, что могло быть причислено к добродетели.

— Вы удостоите меня танцем, — сказал он тоном, подразумевающим, что я соглашусь, но я слышала в его голосе и настойчивость.

Раздражение боролось во мне с любопытством, любопытство победило. Кроме того, леди Каупер поглядывала с одобрением, и мой отказ вызвал бы ее неудовольствие. Еще я вспомнила, что лучше не раздражать безумца, пока он не устроил сцену, что просто невозможно в «Олмаке».

Извините, не безумца, а идиота.

— Мы должны встретиться… наедине, — сказал он, ближе привлекая меня в танце.

Я обмахивала рукой лицо, словно желая остудить смущенный румянец. Не сомневаюсь, что я действительно порозовела, но от злости.

— Мы только что познакомились. — Фигуры танца разделили нас, но я успела услышать, как проклятие слетело с его губ.

Его досада доставила мне удовлетворение, и моя улыбка стала добрее, когда мы снова встретились в линии танца. Однако моя улыбка не прогнала его хмурого вида, и я заметила легкий блеск на его лбу. Я почувствовала укол сомнения. Он высокий, на вид крепкий мужчина, и танец не мог его утомить до испарины. Или заставить побледнеть.

Я с беспокойством посмотрела на него, но настойчивость на его лице вынудила меня опустить взгляд. Что-то запачкало подол моего платья, цвет контрастировал с бледно-абрикосовым шелком.

Кровь. Она капала с его рукава.

Я ахнула и быстро вывела его из круга танцующих, не обращая внимания на сердитые восклицания и надеясь, что стон мистера Марстоуна не признак ухудшения состояния.

Я также игнорировала возмущение мамы и перешла сразу к делу.

— Мама, мы должны уехать и забрать с собой мистера Марстоуна, у него серьезная рана и кровотечение. — Повернувшись к нему, я ухитрилась усадить его в кресло рядом с мамой. И думаю, вовремя, поскольку он становился все бледнее и покачивался на ногах.

Мама открыла было рот, собираясь запротестовать, но я уже обнаружила рану мистера Марстоуна. Я указала на красное пятно, расплывающееся по левому рукаву его сюртука:

— Посмотри, мама, это кровь.

Он начал клониться вперед, и я поспешно толкнула его, выпрямляя в кресле. Мама уставилась на его руку, потом на меня, и протесты исчезли.

— Ты права, дорогая. — Мама наклонилась к нему: — Мистер Марстоун, у вас тут есть слуга? Вы можете встать?

Я заметила, что в нашу сторону с любопытством поглядывают.

— Мы должны быстро уйти, — сказала я маме. — Мы слишком привлекаем внимание, а ты знаешь, какие тут сплетники.

— Слуги нет. — Мистер Марстоун закрыл глаза. — Я могу идти. — Казалось, ему пришлось приложить усилие, чтобы поднять веки. — Идемте. Сейчас. — Он встал, едва заметно покачиваясь. — В меня стреляли. — Он казался удивленным, думаю, он был в шоке, сам того не сознавая.

Джинн хоть и встревожилась, но тем не менее уже забрала наши накидки, когда мы вышли в холл. Мы — мама с одной стороны, я с другой — довели мистера Марстоуна до поджидавшей нас кареты и втолкнули в нее, это было непросто, поскольку он потерял сознание. Никогда я не была так благодарна Джинн за ее здравомыслие, она сообразила вызвать нашу карету, пока собирала накидки.

— Сними с него сюртук, сказала мама, в свете уличных фонарей я увидела, как помрачнело ее лицо. — И давай мне все носовые платки, что у тебя есть. Иначе он умрет от кровопотери.

Снять сюртук с мистера Марстоуна было не просто, он был высокий и тяжелый мужчина. Его бессознательное состояние было помехой, как и размеры кареты. Но я сумела высвободить его из рукава, он лишь немного застонал, мама одобрительно кивнула:

— Достаточно. Джинн? — Она повернулась к моей кузине.

— Да, мадам. — Джинн протянула ей носовой платок, увы, очень тоненький.

Я торопливо искала в сумочке свой, который гораздо больше, ведь какой прок от крошечного платочка, если человек собирается чихнуть? Найдя свой платок, я связала его с маминым и с платком кузины и быстро перевязала руку мистера Марстоуна.

— Это поможет, — сказала мама, и я не могла удержаться от мысли, что она не добавила «я надеюсь».

Казалось, мы очень долго ехали домой, а потом слишком долго искали крепкого слугу, чтобы приводить мистера Марстоуна в голубую комнату. Я послала другого слугу найти доктора Стедсона. Поднимаясь по лестнице, чтобы помочь маме и Джинн, я чувствовала, как мою ногу задевает чаша, которую дал мне мистер Марстоун.

— Глупец, идиот, — бормотала я. — Прийти и погубить все мои планы сделать маму счастливой.

Помогая доктору Стедсону обследовать рану, пока мама держала мистера Марстоуна (он был силен и даже в бессознательном состоянии пытался сопротивляться), я вспоминала, как мы делали то же самое для папы. Я взглянула на маму, на ее лице было то же выражение, как тогда, когда она так же помогала папе, и на миг я порадовалась ране мистера Марстоуна, если это поможет маме снова ожить.

Порадовалась, пока его не вывернуло, конечно.

На этом я закончу дневник, пора спрятать мою маленькую книжицу в надежном месте, чтобы Берти не стащил ее и не посмеялся надо мной снова. Я утомилась от танцев, от помощи раненому человеку, которого тошнит, и очень хочу спать. Завтра напишу больше.

Арабелла.

6 апреля 1806 года

Моя рана заживает не так быстро, как следовало бы. Должно быть, это как-то связано с Копьем Всевластия, которое оказалось в моем распоряжении, или, возможно, с Граалем…

Чертовски трудно писать дневник, когда рука на перевязи, даже если это не правая рука. Нога — не слишком удобная подставка для письма, и я не могу придерживать тетрадь левой рукой, чтобы она не соскользнула…

Я надеюсь быстро оправиться, поскольку пуля прошла навылет и не задела костей. Прошлые раны заживали быстро, когда Грааль был у меня. Я попрошу мисс Темплар принести его мне, так что его целительные силы могут помочь мне… если я достоин, конечно. По крайней мере Грааль вырван из рук агентов Наполеона Бонапарта и в руках Хранительницы Грааля, пока.

Хотя, возможно, я дал бессмысленное поручение. Избранная Хранительница Грааля, несмотря на ее быструю помощь мне, всего лишь глупенькая девица, озабоченная модой, танцами и поисками мужа. Наблюдение за ней до ранения убедило меня, что Совет Грааля ошибся, избрав ее для этой миссии. Хотя ее семья старинная и знаменитая, Темплары, когда святые реликвии попадают к ним, чаще погибают, чем остаются в живых и защищают святыни. Они преданы своему долгу. Но я не могу быть уверенным, что эта девица хотя бы попытается поддержать семейную традицию.