И тогда можно будет спокойно и рассудительно поговорить с ней еще раз. А пока он позвонил маме.

– Привет, – выдерживая ровный приветливый, нейтральный тон, поздоровался Артем. – Ну, как вы там?

– Да вот, – вздохнула она печально, – скучаем с Вовкой по нашим гостям.

– По каким гостям? – не сразу понял Артем, о чем она вообще говорит.

– Как по каким? По Матвею, Анечке и Арине, – ответила Лидия Архиповна и снова вздохнула.

– А где они? – напрягся Красногорский.

– Съехали с дачи со всеми вещами и улетели в Сочи. Мы даже толком попрощаться не успели. Никаких посиделок не устроили, бегом, бегом: собрали вещи и в машину. И все. – И пожаловалась: – И сразу стало так одиноко, грустно, тоскливо и пусто в доме, и тишина непривычная.

– Так, – произнес Артем, почувствовав некую растерянность и досаду, отчего и спросил неосмотрительно: – А Арина что-то говорила, рассказывала?

– Подожди, – произнесла в свою очередь его умная мама, мгновенно уловив некую недоговоренность в вопросе сына и интригу, – а скажи-ка мне, сынок, не ты ли послужил причиной столь стремительного отъезда Арины с семьей?

– Я даже о нем не знал, – попытался соскочить с темы Артем, но было поздно.

С мамой такие номера не проходят, обмануть ее можно только тогда, когда она сама позволит себя обмануть, потакая ему.

– Артем Красногорский, – произнесла Лидия Архиповна строгим тоном Арины, зовущей нашкодившего сынка (видимо, переняв у нее эту привычку), – завтра же приедешь и объяснишь мне все, что происходит, без отговорок и вариантов. Один день без тебя твоя работа как-нибудь переживет.

Он продолжительно выдохнул и не ответил.

– Артем! – потребовала мама железным голосом.

– Приеду, – вздохнув, пообещал Красногорский, подчиняясь ее нажиму.

Утром следующего дня, когда Артем приехал, Лидия Архиповна стойко выдержала ровный тон. Спокойно встретила сына, накормила его прекрасным завтраком и подождала, пока он выпьет вторую чашку кофе, неосознанно немного оттягивая момент объяснения.

– Идем в гостиную, там поговорим, – строгим тоном распорядилась она, как только он допил кофе.

Ну в гостиную так в гостиную, по большому счету пофиг, где разговаривать, Артем бы с огромным удовольствием вообще избежал бы этого разговора.

Ну это-то понятно. А кто бы не хотел избежать на его месте?

– Вы с Аришей поругались? – спросила Лидия Архиповна.

– Мы не ругались, – ответил Артем.

Не выдержал напряженного взгляда мамы, ожидавшей от него чуда, наверное, поднялся с кресла, подошел к окну и посмотрел вдаль.

– Тогда что у вас произошло?

– Мам, – рассердился Артем, повернувшись к ней, – что может произойти между мужчиной и женщиной?

– У вас была интимная близость, – почему-то не удивилась Лидия Архиповна, лишь уточнила.

– Да, мы занимались любовью, – подтвердил Артем.

– И что, ты ее обидел как-то или непристойно настоял на своем желании? – растревожилась она пуще прежнего.

– «Непристойно настоял», – повторил он подчеркнуто картинно. – Найдешь же выражение. – И попенял: – Мам, ты как-то обо мне не сильно лестного мнения, я вроде бы никогда женщин ни к чему не принуждал. Все было по обоюдному согласию и к обоюдному же удовольствию.

– Ну извини, сынок, это я от беспокойства, – повинилась Лидия Архиповна и спросила в сердцах: – Но тогда что, что у вас произошло такого, что вы разругались?

Пришлось Красногорскому еще раз тяжко глубоко вздыхать и продленно выдыхать с полной безнадежностью. Он присел на край подоконника, засунул руки в карманы, помолчал, собираясь с решимостью, и рассказал о том незабываемом моменте, когда почувствовал себя отцом Матвея, и о потрясших его чувствах к ребенку, о том, что с первого дня знакомства испытывал сильнейшее сексуальное притяжение к Арине, и уважение, и интерес к ней как к личности, и о том, что у них была потрясающая близость, без подробностей, понятно, но достаточно честно.

И о своем решении жениться на ней, чтобы стать настоящим отцом Матвею, и о том их утреннем разговоре на веранде.

– Постой, – нервничала Лидия Архиповна, – я правильно поняла, что ты не испытываешь настоящей любви к девочке?

– Правильно, – подтвердил Артем и повторил скорее для себя, чем для мамы: – Я очень уважаю и ценю Арину, мне она невероятно нравится и как женщина, и как человек, и я испытываю к ней сильное сексуальное влечение и желание. Но не любовь.

– И ты ей об этом сказал? Вот прямо так и сказал: «Я тебя не люблю?» – не могла принять и понять этого Лидия Архиповна.

– Да, сказал. Она спросила прямо, и я ответил прямо.

– Бедная, – сочувственно приложив пальцы к губам и покачав головой, сказала Лидия Архиповна, – бедная девочка. Сынок, – посмотрела она на Артема полными жалости глазами, – я, конечно, в детстве учила тебя не врать. Но почему-то мне казалось, ты точно знаешь, что иногда не сказать правду – это не значит соврать. Разве ж можно женщине, которая тебя любит, говорить вот так прямо, без экивоков, что ты ее не любишь? Тем более, если женщина тебе нравится, и вас тянет друг к другу, и вам хорошо вместе. Это же все равно что ударить.

– Не утрируй, мам, – скривился Красногорский.

Понимая, что называется задним умом, что она – будь оно все неладно! – права! Что надо было уйти от щекотливого прямого вопроса, заданного в лоб Ариной, обыграть как-то этот тонкий момент или соврать, в конце концов, ни ей, ни ему эта откровенность не принесла ничего, кроме боли.

– В первую очередь я думал о Матвее и о том, чтобы ему было хорошо.

– Господи! – безнадежно вздохнула Лидия Архиповна. – Артемушка, я бесконечно люблю этого мальчика и чувствую его по-настоящему родным внуком, но при чем тут, прости меня, Матвей, когда дело касается ваших с Ариной чувств и отношений? Неужели ты не понимаешь? – И всплеснула руками: – Да боже мой, уж ты-то грамотный человек и знаешь, какие страшные вещи в мире делались из лучших побуждений! В отношениях между мужчиной и женщиной не должно быть расчета, любой расчет – это торговые отношения, с какой бы благородной целью они ни затевались. Ты понимаешь, что ты пытался сыграть на чувствах девушки, воспользоваться ее признанием в любви к тебе. – И холодно произнесла: – Ты прости меня, но это натуральное плебейство: пытаться извлечь выгоду из любви.

– Мам, – остановил ее Артем холодным тоном, – не надо читать мне мораль.

– Не смей разговаривать со мной подобным тоном, – величественно отрезала она. – Оставь подобный тон для своих подчиненных.

– Извини. – Артем понял, что перегнул палку от раздражения.

– Я беспокоюсь о тебе, сын, – смягчив голос, сказала Лидия Архиповна. – Тебе сорок лет, и ты еще ни разу не любил женщину по-настоящему глубоко и искренне. Я не знаю, что так на тебя повлияло, но Арина права: ты надежно прячешь свои чувства, не позволяя себе их явного проявления. Ты всегда был достаточно закрытым, с детства, но только для людей не близких тебе, для нас с отцом, для Игоря и даже для Ильи, хоть тот и менее тебе близок, чем верный друг-брат Игореша, ты всегда был щедр на проявление чувств. Да, между всеми остальными людьми и собой ты словно очерчивал границу. Я очень часто и много размышляю об этом и виню себя, думая: может, это я что-то не так сделала или не смогла правильно объяснить, дать тебе в детстве, и виновата в том, что твоя природная закрытость с годами превращается в холодность. Может, на тебя так повлияла смерть отца, потому что у вас были совершенно уникальные отношения, очень близкие и доверительные, а может, этот странный брак с Лией, не знаю. Но ты словно держишь себя постоянно под контролем, не позволяя себе любить и жить полной жизнью. Прямо какая-то, прости господи, экономика чувств. Как я радовалась, глядя на вас с Ариной, вы словно светились, когда находились рядом, а когда я видела, как тянется к тебе и как любит тебя Матвей и ты совершенно открыт к нему и отвечаешь мальчику искренней привязанностью, то была счастлива за тебя. Мне казалось, что вот ты и встретил замечательную девушку, свою близкую душу, которую наконец дождался. – И окончательно разнервничавшись, не выдержав накала переживаний, всхлипнула.