— Мадемуазель Женевьева?

— Прощайте.

Господин де Левассер был непреклонен: он отказался выслушивать объяснения Женевьевы. Только немедленная свадьба могла положить конец сплетням и слухам, которые захлестнули остров. Впрочем, дочь губернатора не слишком протестовала против уготованной ей судьбы. Она находилась как бы в полусонном состоянии, не замечала людей, пытавшихся с ней заговорить, а если отвечала, то, как правило, невпопад. Окружающие диву давались — что с ней произошло? Эта тихая рассеянная девушка слишком уж не походила на то веселое, озорное, остроумное существо, каким она была всего несколько месяцев назад.

Неужели так действует близость семейного счастья?

Капитан Шарп относился к тому типу мужчин, которые не просто плохо разбираются в женщинах, но и не желают этого уметь. Рассеянность? Вялость? Потухшие глаза? Пройдет! Просто слишком много переживаний в последние дни. Странно вела себя во время пребывания на борту «Эвеланжа»? Нервы.

Кроме того, у Шарпа было полно дел. Оснащение эскадры шло полным ходом. Восемь судов были назначены для нее. Два должны были считаться флагманскими. Тридцатипушечный «Эвеланж» и двадцативосьмипушечный барк «Месть». Согласно договоренности капитанов, «Месть» стал флагманским кораблем Олоннэ, в то время как Шарп перешел на борт нового тридцатипушечного фрегата, подаренного ему будущим тестем и снова названного «Эвеланж». В подчинении у Олоннэ были «Гренуй», трофейный испанский галион, вооруженный двадцатью четырьмя пушками, — мощное, но несколько неповоротливое судно. Капитаном его стал ле Пикар, за него проголосовало большинство корсаров на общем собрании команды. Присоединился к своему старому другу и Ибервиль. Его двенадцатипушечный барк особой угрозы для врага не представлял, но как вспомогательное судно вполне мог сгодиться. Со дня на день должен был прибыть еще один корабль из Кюрасао. Личная собственность господина де Левассера. Считалось, что на его мостик должен подняться Воклен. Авторитет его среди представителей «берегового братства» был достаточно высок. Олоннэ, когда его спрашивали, согласился бы он с подобным выбором, только пожимал плечами и говорил, что надо подождать, пока пресловутая «Венера» появится в гавани Тортуги.

— Может быть, этот корабль будет недостоин нашего Воклена.

Слух о подготовке к великому походу пронесся по всем флибустьерским и корсарским бухтам Больших и Малых Антил, по всем буканьерским факториям и поселкам лесорубов. Большое дело, как огромный магнит, начало срывать людей с насиженных мест. Ибо все, кто вялил мясо, валил лес, возделывал бобы, ловил рыбу, прекрасно знали, что если повезет, то за полтора-два месяца в таком походе можно будет заработать столько же, сколько за сто лет добросовестной работы.

Помимо всего прочего, имело значение, под чьим началом отправляться в плавание. И когда выяснялось, что во главе предприятия был сам везунчик Олоннэ, это весьма подогревало настроение искателей удачи и приключений.

Одним словом, и у Олоннэ и у Шарпа был выбор. Всего решено было взять в поход тысячу двести человек, с этими силами — в том случае, если все они доберутся до места, — можно было захватить любой, сколь угодно укрепленный город. Тем более что на морях Мэйна было известно, что в рукопашном бою один корсар стоит троих испанских стрелков.

За неделю до отплытия эскадры состоялась свадьба капитана Шарпа и Женевьевы де Левассер. Торжество получилось сравнительно скромным. На церемонию были приглашены только несколько самых богатых плантаторов, пять или шесть чиновников с некрасивыми женами и долговязыми дочками. Присутствовал также доктор Эксквемелин, которому надлежало стать врачом эскадры во время похода.

В силу того что в этот момент на острове присутствовал господин де Бюсси, генерал-губернатор всех заморских территорий Французского королевства, никто из корсарских лидеров приглашения удостоен не был. Де Левассер готов был поддерживать с «береговым братством» деловые отношения, но не желал, чтобы у высокопоставленного столичного чиновника сложилось впечатление, что между губернатором Тортуги и корсарами существуют дружеские отношения.

Господин де Бюсси был наслышан о ловкости и финансовой нечистоплотности губернатора, но оказался настолько очарован блеском и теплотой приема, что решил всю свою строгость сберечь для других американских колоний короны.

Женевьева к моменту свадьбы немного ожила, так что процедура выглядела вполне пристойно.

Шарп был счастлив, что, как ни странно, часто случается с нелюбимыми мужьями.

Господин де Левассер, наблюдая за церемонией и за дочерью во время ее проведения, начал догадываться, что тут что-то не так, но понимал — ничего уже изменить нельзя.

Олоннэ в этот момент наблюдал за тем, как перетягивают такелаж на «Мести». Роже оторвал его от этого занятия:

— Письмо, капитан.

Продолжая отдавать необходимые команды матросам, Олоннэ вскрыл конверт. И прочел следующий текст:

«Я вас ненавижу!

И вы напрасно думаете, что все для вас позади. Ждите моего ответного удара. Вы даже представить себе не можете, откуда он последует».

Подписи не было, но Олоннэ конечно же понял, кто и почему написал сие.

— Что-нибудь важное, капитан? — позволил себе спросить Роже, увидев улыбку на губах Олоннэ.

— Нет. — Мелкие бумажные кусочки полетели за борт. — Собака, которая лает, не кусается.

О подготовке большой корсарской эскадры узнали, разумеется, и испанцы. Эскадра не иголка, ее не утаишь в мешке тортугской бухты.

Получив донесение падре Аттарезе, дон Антонио де Кавехенья задумался. Казалось бы, что тут думать, надо готовиться к отпору, предупреждать о надвигающейся опасности других губернаторов. Дон Антонио сделал это, но без особого азарта. Основную часть времени он размышлял над тем, что надвигающаяся опасность предоставляет большие возможности тому, кто подготовился к ее встрече.

Алькальд вместе с коррехидорами собрал всех плотников в той части Эспаньолы, что находилась в его подчинении, и велел немедленно приступить к ремонту двух четырнадцатипушечных бригов, что несколько месяцев рассыхались на песчаном пляже. Несколько сот человек — по большей части индейцев — по пятнадцать часов в сутки трудились на укреплениях внешнего форта. Всем способным носить оружие горожанам было приказано явиться в гарнизонные казармы, где им вручили оружие и объяснили, как себя вести на случай внезапного нападения корсаров. На Эспаньолу опустился мрак тяжелых предчувствий. Те, кому было что терять, срочно рыли тайники, куда упрятывали все ценное. Отцы семейств переправляли своих близких (особенно женского пола) в глубь острова.

Дон Антонио не препятствовал этим паническим приготовлениям и настроениям, хотя был почему-то уверен, что не Эспаньола является целью предстоящего корсарского налета. Не такой уж это лакомый кусочек. И полное отсутствие личных мотивов. Губернатор Эспаньолы понимал: несмотря на то что он относится к Олоннэ с острой ненавистью, тот наверняка не отвечает ему взаимностью. Убивший сына навряд ли горит желанием напакостить отцу.