Он посмотрел своими глазищами, казавшимися чернее и шире зияющего справа проема.

— Зовут? Никак не зовут. — Голосок высокий, нежный.

— Так не пойдет. Нужно дать тебе имя, — сказал я. — Я принц, поэтому могу это сделать. Тебя будут звать Гог,[8]а братишку — Магог.

Я обернулся, глянул на сопевшего сзади Красного Кента, пребывающего в недоумении, которое явственно просматривалось на его деревенской физиономии.

— Гог, Магог… Господи Исусе, священника бы сюда, он-то способен оценить шутку на библейскую тему! — воскликнул я. — Никогда бы не подумал, что стану скучать по отцу Гомсту!

Я обратился к юному Гогу:

— Почему ты веселишься? Ведь старый добрый Горготик ведет тебя на съедение мертвецам.

— Я могу с ними сразиться, — тихо пояснил Гог. — Так гласит закон.

Если он и чувствовал себя неуютно оттого, что его держат за шею, то виду не подавал.

— А что с маленьким Магогом? — Я кивнул в сторону брата, сидевшего на корточках выше нас. — Он тоже собирается сражаться? — Я усмехнулся, даже представить не мог, как эти двое станут биться с некромантами.

— Буду его защищать, — заявил Гог и крутанул мою руку так сильно, что я поскорее опустил его на ступеньку, иначе мы оба могли упасть.

Он тут же подбежал к брату и опустил полосатую руку на его полосатое плечо. Притаились, словно мышки, наблюдая за мной своими черными глазами.

— Может, это какое-то состязание, — раздался сзади голос Кента.

— Спорю, младшенький продержится дольше, — проорал Райк и разразился хохотом, посчитав, наверное, что удачно пошутил. Едва не поскользнулся, только поэтому заткнулся.

— Если хочешь победить в игре, Гог, тебе придется позволить маленькому Магогу самому позаботиться о себе. — Внезапный порыв холода разметал мои волосы и прошелся по шее. — Пусть докажет, что сумеет, тогда, возможно, я предложу некромантам нечто большее, чем твоя никчемная душонка.

Горгот продолжил взбираться наверх, братья молча последовали за ним.

Я тоже двинулся вперед, почесывая внезапно начавшие зудеть шрамы от колючек на предплечьях.

Я насчитал тысячу ступенек и все из-за того, что скука одолела, хотя начал считать минут через десять после начала подъема. Ноги стали ватными и слишком неуклюжими, чтобы нащупывать ступеньки, доспехи потяжелели, словно свинцовые. Брат Гейнс принялся уговаривать Горгота сделать привал, но, оступившись, полетел в зияющую пустоту, пронзительно вопя секунд десять, пока невидимое дно не заткнуло его.

— Скоро и остальные по всем этим ступенькам так же дойдут до Великой Лестницы! — Я сплюнул накопившуюся слюну вслед почившему брату Гейнсу.

Макин ухмыльнулся мне и откинул с глаз взмокшие от пота волосы:

— Может, дальше нас понесут некроманты.

— Нам понадобится новый повар. — Красный Кент тоже сплюнул в шахту, где исчез Гейнс.

— Хуже Гейнси никто кухарить не сможет. — Толстяк Барлоу едва шевелил губами. Обессилев, он сполз по стене на ступени. Такой краткой хвалебной речи в честь Гейнса от толстяка, который поглощал его кулинарные творения в больших количествах, я не ожидал.

— Райк был бы хуже, — возразил я. — Я прямо вижу, как он готовит ужин с таким же усердием, как сжигает деревню.

Гейнс был отличным малым. Однажды, когда я только присоединился к братьям, он вырезал мне из кости флейту. В дороге всегда принято поминать своих мертвецов проклятьем и насмешкой. Если бы нам не нравился Гейнс, мы бы просто промолчали. Я чувствовал себя глупцом, потому что позволил Горготу идти слишком быстро. Горько от этого стало, но пришлось смириться, ведь впереди поджидают некроманты, уж они не преминут испытать нас на прочность.

До вершины лестницы мы добрались без потерь. Горгот провел нас сквозь череду пустых залов с многочисленными колоннами. Там свободно гуляло эхо, а потолки нависали так низко, что Райк мог дотянуться до них, если бы захотел. Широкие извилистые уступы вели вверх из одного зала в другой, и все они были похожи друг на друга — такие же пыльные и пустые.

Запах усиливался постепенно, помалу, поэтому я не припомню, когда ощутил его впервые. Зловоние смерти имеет множество оттенков, но я был убежден, что узнаю старуху с косой во всех ее образах.

Мы уходили все глубже, и толщина пылевого покрова увеличивалась, кое-где достигая не менее двух дюймов. Попадавшиеся кости чуть ли не наполовину скрывались в пыли. Причем костей становилось все больше, сначала мы наткнулись на один череп, потом сразу на три. Из треснувшего камня Зодчих сочилась вода, и пыль превращалась в серую грязь, которая стекала в маленькие лужицы. Я поднял череп из грязи. Он освободился с довольным чваканьем, грязь, как сироп, вытекла из пустых глазниц.

— Так где же твои некроманты, Горгот? — спросил я.

— Мы как раз подходим к Великой Лестнице. Они найдут нас, — ответил он.

— Они вас уже нашли.

Она скользнула из-за ближайшей ко мне колонны, женщина из сновидений. Она плавно двигалась над неровным каменным полом, словно ступая по натянутому шелку. Густой и мягкий голос бархатом коснулся уха.

Похоже, ни один меч не остался в ножнах. Нубанец вскинул арбалет и взвел тетиву, натренированные мышцы руки вздулись черным шаром. Некромантка не обратила на него внимания. Она нехотя отпустила колонну, как будто не желала расставаться с возлюбленным, и повернулась ко мне. Сбоку учащенно дышал Макин. В женщине ощущалась сила и хрупкость, молоденькие принцессы часто рисуют подобные силуэты в своих альбомах. На ней были навешаны ленточки; нанесенные краской рисунки опоясывали тело, образуя серые кельтские узоры на черном фоне.

«Когда встретишь ее, беги».

— Приятная встреча, моя госпожа. — Я отвесил ей придворный поклон. «Просто беги».

— Горгот, ты привел нам гостей и привез подарки! — Ее смех отозвался у меня покалыванием в паху. «Ничего больше. Просто беги».

Она предложила свою руку. Я секунду колебался.

— А ты кто такой? — Глаза, полыхнув огнем, стали зелеными, как напоминание о далеком Тронном Зале.

— Принц Онорос Йорг Анкрат, — я взял ее руку, холодную и тяжелую, и поцеловал, — к вашим услугам.

— Челла.

Темное пламя пронеслось по моим венам. Она улыбнулась, и я понял, что такая же улыбка появилась на моем лице. Подошла ближе. От такой близости меня захлестнула волна восхищения. Вдохнул ее аромат: горький привкус древних гробниц, смешанный с горячим и терпким запахом крови.