когда она говорила, что ей нужно проработать неделю вне дома, думаешь, это была правда? – спрашивает Марк. – Или же она была с ним?

– Я как раз подумала то же о ее поездке с матерью в прошлом году. Помнишь, когда они якобы встретились в Дубае, чтобы отпраздновать семидесятый день рождения Памелы? – Фиона вздыхает. – Это случилось, или же это очередная ложь? Я помню, что тогда подумала – десять дней в Дубае как-то многовато. Там ведь ограниченное количество дорогих торговых центров, которые можно обойти, а Памела не любит загорать. Может, Ли провела немного времени с мамой, а потом остаток – с ним.

– Мне нужно проверить даты у Памелы, – угрюмо бормочет Марк.

Фиона одаряет его улыбкой, которой пытается придать вид сочувствующей и поддерживающей.

– По крайней мере у них нет снимков, где они улыбаются. – Хотя на четырех или пяти фото видны две тени, пересекающие вид. Мужчины и женщины, держащихся за руки. Марк вздрогнул, впервые увидев тени. Он очевидно узнал Ли так же легко, как Венди узнала бы тень Питера Пена.

У Кэй Янссен тоже есть страницы в соцсетях. Там она выставляет фотографии искусно расставленных книг, чашек кофе, коктейлей и цветов. Ее руки и ноги часто присутствуют в кадре, но не лицо. Она очень осторожно избегает риска того, что ее узнают, несомненно понимая, что шесть рукопожатий, предположительно разделяющие всех, в соцсетях сокращаются до двух или трех. Марк медленно и последовательно заходит на профили всех, кто подписан на нее или даже просто лайкал ее комментарии.

– Может, написать кому-то из этих людей? – спрашивает он.

– Не знаю. С какой целью?

– Я просто хочу узнать о ее жизни. Ее другой жизни. Мне нужно ее понять.

– Но ответят ли они вообще? Те несколько мужчин, что лайкали ее публикации, скорее всего, друзья пары – ну, даже, друзья Даана. Они вряд ли захотят говорить с тобой. А женщины обычно не желают общаться с незнакомыми мужчинами в инстаграме.

Марк снова тяжело вздыхает, словно внутри него шторм, которому нужен выход.

– Я могу сделать это за тебя, – предлагает Фиона.

– Да? – оживляется он.

– Да, предоставь это мне. Женщины с большей вероятностью ответят мне.

Фиона начинает печатать на своем телефоне, пока Марк продолжает искать информацию о Даане. Вскоре он находит его рабочий и домашний адреса. Люди не осознают, сколько информации содержится в телефонных справочниках и списках избирателей.

– Я навещу его, – твердо заявляет он.

– Не думаю, что это хорошая идея.

– Я должен. Мне нужно увидеть ее дом, убедиться, что это по-настоящему.

Фиона хочет по-дружески обнять Марка, как делала бесчисленное количество раз, но она останавливает себя. Очевидно, этот жест должен успокаивать, но кажется странным в отсутствие Ли. Заряженным. Открытым к неправильной интерпретации.

– Это по-настоящему. Мне жаль, но так и есть, – осторожно говорит она. – И честно говоря, я думаю, мы оба знаем, что ты слишком зол для встречи с ним. Это может, знаешь, плохо закончиться.

Марк краснеет, то ли от стыда, то ли нарастающего гнева. Она много знает о жизнях Флетчеров. Она знает о том случае, когда Марк прижал парня к стене, схватив за воротник куртки, подняв его над землей, хоть он был выше Марка. Инцидент случился в одном из детских парков развлечений, наполненных батутами, веревочными лестницами и бассейнами с шариками. Семейное место. Парень снял Себа с качающейся лошадки, чтобы его сын смог покататься. Себ только на нее забрался, простояв в очереди двадцать минут, а когда Оли – защищающий младшего брата – сказал, что это нечестно, парень накричал на него. Оба мальчика расплакались. Они были очень маленькими. Ли была там, и по ее словам, он действительно казался мудаком.

– Марк был таким пугающим, – смеялась Ли, не особо напуганная. – Я думала, тот тип обмочится.

– Что сказал Марк? – поинтересовалась Фиона.

– Я не думаю, что дело было в его словах, а, скорее, в тоне. Он говорил так тихо и угрожающе, настоящий псих.

И был еще тот раз, когда сосед пожаловался на мальчиков, когда они играли в футбол на собственном заднем дворе, он сказал, они его раздражали и слишком шумели. Он назвал их щенками. Марк устроил соседу разнос. Хоть тот и был пожилым. Он просто сорвался.

– Где, мать вашу, им положено быть, если не в собственном саду? Слоняться у магазина на углу? Выпивать в парке?

С тех пор он ни разу не говорил с тем соседом.

Фиона лично была свидетельницей его ярой чрезмерной опеки. Однажды, когда они ездили на день в Бат, Ли стукнула другую машину, пока парковалась, совсем немного, ничего не повредив. Она рассыпалась в извинениях, но водитель назвал ее «тупой неуклюжей коровой». Марк в считанные секунды выскочил из машины, швырнул того на капот машины, будто в эпизоде «Прослушки».

– Я могу с ним встретиться, – предлагает Фиона.

– Ты? Зачем?

– Ну, во-первых, как и с тобой, дело в любопытстве, но в отличие от тебя я не в бешенстве.

– Эй, в рифму. Ты поэтесса, сама того не зная. – Марк одаряет Фиону усталой улыбкой. Она внезапно думает, что улыбки, которых сложно добиться, имеют свой шарм.

– Я могу все тебе рассказать. Мы не можем рисковать, чтобы ты пошел туда и вышел из себя, но, может, нам действительно нужно узнать о нем больше. Я уже говорила, один из вас – подозреваемый.

– Ну, я ничего с ней не делал.

– Я знаю это, глупенький.

Это было бесспорно детское слово, которое должно развлекать и успокаивать. Марк использовал его с детьми, когда они были намного младше. И все же оно ему нравится. Какая-то часть него хочет, чтобы к нему отнеслись, как к ребенку. Все это чересчур. Слишком трагично.

– Как ты с ним свяжешься?

– Я зайду к нему, расскажу правду, что я подруга Ли и хочу…

– Что?

– Хочу узнать Кэй.

22

Оли

Оли сидит на верхнем пролете лестницы в темноте и слушает разговор отца с Фионой на кухне. Он часто так делает, подслушивает взрослых. Не потому, что он проныра. А потому, что проныры они. Обычно слушать особо нечего. Обычно его родители обсуждают, что посмотреть по телевизору или достаточно ли молока осталось на завтрак. Сегодня, очевидно, сказано гораздо больше. И в воскресенье так было. Его родители действительно сцепились. Тогда он удивился, но и не очень. Не совсем. Его отец сильно приуменьшил масштаб скандала перед полицией. Но его нельзя за это винить. Он был бы сумасшедшим, если бы признался, что на самом деле было сказано. Учитывая обстоятельства.

Он рад, что ее больше нет. Пока, пока, шлюха. Кому вообще нужна хренова мать? Ему почти шестнадцать, он уже на три дюйма выше нее.

Что за день! Черт. Его переполняют эмоции. По телу курсирует странная энергия. Будто он нервничает, встревожен, но также словно он только что