– Так убили же тебя! Два десятка лет как!

– Убивали да не убили, – кровожадно оскалился Иван. – Напасть – напали. Всех моих вырезали. Сам израненный остался – как выжил, не ведаю. Оклемался немного и понял – возвращаться обратно нельзя. Царь сил в поддержку прислал слезы. Ни людей, ни огненного припаса. Там и гадать нечего – перебьют нас всех. Года не пройдет, как перебьют. Ушел я от тех мест подальше – на Днепр. Там и узнал о гибели Ермака Тимофеевича.

– Голосом таким тогда и обзавелся?

– Тогда.

– Так вот кто на царевича нападал… – после небольшого раздумья констатировал патриарх. – Обиду на Ивана Васильевича затаил?

– Затаил, – кивнул Иван Кольцо. – Годами жалел, что отомстить не вышло. Утек в могилу подлюка! Мы ему Сибирским царством поклонились, а он бросил нас там подыхать. И тут такой случай…

– А чего дело до конца не довел?

– Я Ивана Васильевича хорошо помню… Он часто мне снится. Когда висел на дыбе, тогда и запомнил крепко. Он ведь не верил, что я не лгу, желая от казаков поклониться Сибирским царством…

– Так чего не убил? – повторил свой вопрос Иов.

– Когда царевич сопротивлялся, дрался – задор был. Парень сильно железом махал, хитро крутился. Охотником себя тогда чувствовал за дичью опасной. Прямо предвкушал, как с удовольствием перережу ему глотку, мстя за преданных товарищей. А как отвел он пистоль да пальнул впустую – во мне что-то надорвалось. Рука не поднялась. Теперь вижу – не зря. Другой он, хоть и похож на отца. Я как первый раз увидел, так чуть сам не бросился с саблей. Едва сдержался. Лютая злоба, что годами копилась, проснулась… Только ты, отче, поменьше болтай. Иван Кольцо умер от татарской сабли два десятка лет назад. Не хочу былое ворошить.

– Понимаю, – кивнул патриарх. – Захаживать станешь али уйдешь?

– На Дону Иван Болотников сын войско собирает. Представляется воеводой царевича Василия. Пойду к нему. Постараюсь образумить. Если Дмитрий ляхов так лихо побил, то и Ивана в лепешку раскатает. Да и ни к чему это, мню.

– Ведаешь, что Василий сын царицы от окольничего? – голосом заговорщика поинтересовался Иов.

– Нет. Откуда то известно?

– Дмитрий выпытал. Без пыток. Василий при людях признался. О том и бумага есть за подписями видаков. Как наших, так и ляхов с немцами.

– Так вот за что Иван Васильевич Анну в монастырь упек… – покачал головой Иван Кольцо. – Я бы убил.

– Иван, – серьезно сказал патриарх. – Не знаю, поверишь ты или нет, но царь не бросал вас. В том году только война завершилась тяжелая. Все царство та война опустошила да пожгла. У царя ни людей, ни оружия, ни припаса огненного почитай и не было. Послал все, что смог найти. Свеи, ляхи да татары угрожали Москве. Но он – послал вам припасов и людей. Последнее отдал. Сейчас не отвечай ничего. Просто помни это. И когда в следующий раз что удумаешь – вспоминай Дмитрия, что отвел свой пистоль да пальнул впустую. Ты даже не представляешь, как он похож на отца…

18 марта 1605 года, Смоленск

Делегация от Сигизмунда приехала довольно быстро. Это объяснялось в первую очередь тем, что возглавили ее Станислав Жолкевский и довольно высокопоставленный иезуит Муцио Вителлески[65], который оказался втянутым в это дело совершенно случайно. Посетил Речь Посполитую по делам ордена. Узнал о походе Сигизмунда к «восточным варварам». Заинтересовался и прибыл в Оршу одновременно с королем, бежавшим от разгрома. Что только добавило любопытство Муцио.

Договор подписали быстро. Нет. Очень быстро!

Положение, в которое поставил Дмитрий Речь Посполитую своей победой, оказалось крайне щекотливым.

Уже пять лет шла война между Сигизмундом и его дядей – Карлом, что выгнал племянничка со шведского престола. И совершенный разгром армии под Смоленском давал Карлу существенное преимущество. Пусть временное, но все же. Тем более что вместе с армией оказалась потеряна и походная казна короля.

В самой Речи Посполитой положение Сигизмунда было также довольно шатким. Настолько, что, если бы иезуиты и Рим не поддерживали его напрямую, давно бы вылетел и отсюда. Страшное поражение под Смоленском подорвало и без того очень невысокий авторитет короля, грозя вылиться в законное восстание шляхты – рокош[66]. Причем не в малый, частный бунт, а в весьма масштабный, грозивший смещением и изгнанием. То есть в воздухе запахло «шведским сценарием». Поэтому предложение Дмитрия заключить мир, сохранив status quo, более чем устроило Сигизмунда.

Подписали.

Пожали друг другу руки.

И разошлись.

Дело сделано. Пора и честь знать.

Однако Муцио Вителлески не мог просто так отпустить Дмитрия в его поход на Москву. Слишком он оказался им заинтригован.

– Сын мой, не уделишь скромному монаху немного времени? – вкрадчиво поинтересовался Муцио вечером того же дня на приеме, посвященном мирному договору. Вообще-то банальной пьянке, но Дмитрий в ней принял лишь символическое участие. Не любил и не хотел привыкать, да и не в том он был положении, чтобы терять контроль над ситуацией, что неизбежно следует из обильных возлияний.

– Вижу, ты тоже не испытываешь страсти к горячащим кровь напиткам? – уклончиво ответил Дмитрий, размышляя – следует ли ему вступать в дискуссию с этим иезуитом или нужно уклониться. Дмитрий ответил на вульгарной латыни с примесями немецкого языка. Но иезуит понял и оценил. Как незнание в должной мере разговорной латыни, так и желание в ней попрактиковаться.

– Горячая кровь не приближает спасения души, – улыбнулся Муцио.

– И туманит рассудок, – вернул улыбку Дмитрий. – О чем ты хотел поговорить?

– О тебе, сын мой. Твоя судьба удивительна. Говорят, ты бывал в Риме?

– Это было давно и неправда. Но, святой отец, давайте оставим эти вопросы. И ты, и я прекрасно понимаем ваш интерес. Я не хочу выдавать, кто, где и чему меня учил. Собой я рисковать готов, людьми, давшими мне многое, – нет. Я объездил практически всю Европу. Посещал Египет и Абиссинию. Путешествовал по землям Ближнего Леванта, Персии и Индии. Имел возможность заглянуть и в грустный город Иерусалим. Мои следы есть везде и нигде, ибо мы постоянно находились в движении. Кто и зачем это делал – я не знаю и не хочу знать. Его планы остались в прошлом сразу, как я вырвался на свободу после нападения разбойников на наш отряд.