что он хочет сбежать и стать героем где-то там. Моряком, чуть ли не пиратом! Это же так романтично! И чтобы им восхищались. Но быть героем здесь и сейчас он не хотел. Изо дня в день исполнять свой долг здесь… – Эдвард облизал губы, потом скривился. – Мне всегда казалось, что его такое пренебрежение положению и власти это сплошная показуха и бравада. Конечно, он не такой, он выше этого! Чистенький. Незапятнанный алчностью. Все хотят власти, а он один такой – не хочет!

Раздражение и злость. Это копилось годами.

Но это неправда.

Я знаю Хэла всю жизнь, и он такой, какой есть. Власть действительно ему не нужна.

И все же, сейчас, здесь, я так отчетливо понимаю Эдварда. Его ненависть. Его ревность.

– Хэл всегда был верен тебе, – сказала я. – И своему долгу.

– Он всегда был слаб, – сказал Эдвард. – Вот смотри, он остался один, и все сразу затрещало по швам. Он не справляется. Интриги и заговоры со всех сторон. И что? И ничего. Его не боятся. Он мог бы сразу объявить себя королем, а всем несогласным срубить головы. Легко. Но что сделал он? Суды, закон, гуманизм, мать его…

А разве ты, Эдвард, притворился мертвым не потому, что не смог справиться? Не потому, что решил, – пусть брат разгребет это для тебя, а ты придешь на готовое? Разве не так?

Но этого не сказать. Пока…

Эдвард смотрел на меня.

– А твой развод с Грэгом! – говорил он. – Этого я вообще не могу понять. Он ведь у Хэла в руках. Какой, мать его, развод? Повесил, и к вечеру ты вдова! И хоть завтра женись снова. И что? Знаешь, что ему мешает? Как он потом сможет смотреть в глаза твоим детям, убив их отца! Да какая разница как? Я бы ни мгновения не сомневался.

Потому, что ты не Хэл. Потому что ему не все равно.

И именно поэтому я люблю его.

Но говорить это сейчас – никакого смысла.

– А знаешь, что еще? – сказал Эдвард. – Тогда, в день твоей свадьбы с Грэгом, Хэл просто напился. Я помню, как он залез на башню, сидел там и пил. Я просил, почему он здесь, почему ничего не пытается сделать? Он показал твое письмо и сказал, что ты сама попросила не вмешиваться. Не мешать. Что это твой выбор и он сделает, как ты хочешь. Он хотел показать этим, что поступает благородно… но я отлично видел одно – он струсил. Даже дураку было бы ясно, что это не твой выбор, и ты решила не сама. Но он не захотел вмешиваться. Он отдал свою женщину другому. Без боя. Этого я понять не могу.

И что бы он смог? Вот реально, что бы он смог сделать тогда? Попытайся мы сбежать… Эдвард бы не позволил. Он уже был королем. Он мог многое…

Такая давняя ноющая боль… даже не обида, я все понимаю. Но больно все равно.

И я не хочу говорить об этом.

– О чем ты хотел договориться со мной? – спросила я.

Эдвард чуть прищурился, разглядывая меня.

– Ты бы хотела сохранить свое положение, Мэгги? Титул, земли?

Сам вопрос, конечно, ничего не значит. Кто хочет терять? Важно другое.

– И что же я должна для этого сделать?

Он пожал плечами.

– Постараться угодить мне.

– И как же?

– Начать можно с того, что так и не вышло двадцать лет назад.

И потянул вырез моего платья, заглядывая.

А я… не могу, мне вдруг так смешно. Ну, в самом деле! Нехороший, нервный смех, но все же.

– Эдвард, ты же понимаешь, что мне давно не девятнадцать? Ты, конечно, тоже не мальчик, но и я… Мне почти сорок, у меня двое детей. Ты уверен, что это тебе надо?

Я смотрю на него, и он сжимает зубы под моим взглядом. Я понимаю, это обижает его и он все эти годы злился, что я отказала, и теперь… У него всякие фантазии были, от недополученного. Но Эдвард!

– Это не твое дело! – буркнул он. – Жаль, конечно, что твоя старшая дочь успела сбежать… Она ничего. Но и ты сойдешь.

Моя дочь?! Вот тут, если честно, мне ужасно захотелось врезать ему снова. Спасло лишь то, что Роуз далеко, и все это только слова. Роуз ему не достать. И лучше не думать…

– Впрочем, ты права, – он окинул меня взглядом с ног до головы. – Надо посмотреть для начала. Разденься.

– Что?

– Раздевайся, – сказал он, ухмыляясь. – Посмотрим, стоил ли того.

– Думаю, это того не стоит, – сказала я. – Титул, земли… не стоят, чтобы так унижаться.

У него зло дернулись ноздри.

– А твоя жизнь?

– Ты обвинишь в измене и меня? Поддельное письмо о Роберте – твоих рук дело?

Он даже не удивился.

– Не моих. Но я найду, как это использовать.

Возможно и не его, тут и так хватает желающих урвать свой кусок. И интересно, что он отлично знает, о чем речь.

– Ты ведь не планировал давать этому ход, – сказала я. – Тебе это невыгодно в первую очередь. Роберт твой единственный сын. Думаешь, у тебя будет еще? И до его совершеннолетия… до совершеннолетия нового сына, ты будешь править? Зачем тебе сомнения в законности рождения наследника? Да, шумиха уляжется, но кто-то запомнит все равно. И припомнит.

Я вижу, как его прямо перекашивает.

– Думаешь, я не найду другого повода, Мэг? Да я просто сверну тебе шею… и свалю потом на каких-нибудь заговорщиков.

И в подтверждение – его ладонь ложится мне на шею. Не сжимая, но давая понять однозначно.

Я смотрю ему в глаза.

Умирать я не готова, нет. Если вопрос действительно стоит так, то я скорее разденусь и позволю Эдварду облапать меня. Я взрослая тетка, ничего со мной не случится. Противно – да. Мерзко. Но потом я просто отряхнусь и пойду дальше. Это не имеет никакого отношения к чести. Разве что честь Эдварда будет запятнана, не моя.

И все же…

Его вечно болезненная гордость…

– Значит, ты заранее уверен, что женщина может только под страхом смерти согласиться переспать с тобой? И даже твое положение не помогает. Нечем брать?

И вот тут он срывается, с размаху бьет меня по лицу, отталкивает.

И сам отступает на шаг.

В его глазах полыхает ярость.

Но, зная Эдварда, я почти уверена, что новых попыток залезть мне под юбку не будет. Не сейчас точно. Что-то иное будет… но не так.

Ненавидеть меня, конечно, он будет еще больше.

На разбитой