Избранники бурно приветствовали присутствовавших послов Сербии, Англии, Франции и Бельгии и весьма благосклонно выслушали речи председателя Совета министров, министров иностранных дел и финансов. «Правительство добросовестно искало мирного исхода из создавшихся осложнений, – заявил И. Л. Горемыкин, – не оставляя даже слабой надежды отдалить надвинувшуюся кровавую бурю. Но есть предел и русскому миролюбию. Вполне осознавая лежащую на нем тяжелую ответственность, Императорское правительство не могло, однако, покорно отступить перед брошенным ему вызовом. Это означало бы отказаться от положения России среди великих держав. Это была бы роковая ошибка, она нас унизила бы, но не изменила не нами решенного хода событий (выделено мной. – А. О.). Война начата, и теперь нам остается только повторить прозвучавшие на весь мир слова: «Мы доведем эту войну, какая бы она ни была, до конца»43.

Глава правительства нашел и слова, особенно тепло принятые думцами: «Законодательные учреждения должны знать, что и впредь они будут досрочно созываемы, если по чрезвычайным обстоятельствам это будет признано необходимым (выделено мной. – А. О.). На вашу долю, господа, выпала великая и торжественная задача быть выразителями народных дум и народного чувства. Правительство исполняло и исполнит свой долг до конца; теперь ваш черед, господа члены Государственной думы. В эту торжественную минуту я от имени правительства призываю вас всех, без различия партий и направлений, проникнуться заветами Царского манифеста, да будут забыты внутренние распри, и сплотиться вместе с нами вокруг единого знамени, на котором начертаны величайшие для всех нас слова: «Государь и Россия»44. Эта речь неоднократно прерывалась бурными аплодисментами, однако трудно сказать, что последний призыв был действительно поддержан всеми слушателями. Тем не менее они тепло встретили С. Д. Сазонова, весьма просто описавшего смысл войны: «Владычества Германии и ее союзницы в Европе мы допустить не можем. Те же побуждения руководят нашими союзниками»45.

Министр финансов известил думцев о том, что сразу же после объявления войны был приостановлен обмен кредитных билетов на золото, и внес проект о выпуске новых кредиток на сумму в 1,5 млрд рублей. Бумажная масса была обеспечена золотом наполовину, что, кстати, превышало золотое обеспечение германской марки в мирное время – там была принята норма в одну треть. П. Л. Барк отчитался о проделанной его ведомством за последние недели работе. После объявления ультиматума Сербии Министерство финансов России вывезло из Германии процентные русские бумаги на сумму в 20 млн рублей и перевело из этой страны в Россию, Англию и Францию около 100 млн рублей из средств Государственного казначейства и Государственного банка. Министр обещал пойти «на самые широкие затраты» для содействия местным органам самоуправления в организации помощи семьям призванных в армию и предложил Думе согласиться на повышение акцизов на пивоварение, а также цен на вино и табак46.

Настроение думцев казалось безоблачным, сессия затянулась на три с половиной часа, при этом вопрос о принятии трех законов о военных кредитах занял всего несколько минут. Представители различных национальных меньшинств заявляли о своей полной лояльности империи и готовности защищать ее с оружием в руках. Польская фракция также выступила с заявлением о готовности защищать славянство как во времена Грюнвальда47. Секретарь польского коло В. Ф. Яронский заявил: «Мировое значение переживаемого времени должно отодвинуть на второй план все внутренние счеты… Пусть пролитая наша кровь и ужасы братоубийственной для нас войны приведут к соединению разорванного на три части польского народа»48. Таково было настроение этих дней.

О своей поддержке войны и желании объединить свой народ, «раскроенный надвое» (очевидно, имелись в виду претензии на Мемель, к тому времени полностью немецкий город), заявили и литовцы. Кадет М. М. Ичас тоже вспомнил при этом о Грюнвальде49. Наиболее кратким, выдержанным и полным достоинства было выступление представителя остзейских немцев барона Г. Е. фон Фелькерзама, входившего во фракцию земцев-октябристов: «От имени моих политических друзей имею честь заявить, что искони верноподданное немецкое население Прибалтийского края всегда готово встать на защиту Престола и Отечества, что мы не только будем голосовать за предложенные кредиты, но по примеру наших предков готовы жертвовать жизнью и имуществом за единство и величие России»50. Между тем в Курляндии, у Либавы, на границе с Восточной Пруссией уже прозвучали первые выстрелы войны.

Это вдохновило прогрессиста Я. Ю. Гольдмана, представлявшего негерманскую часть жителей края: «Но повелитель Германии глубоко ошибался, если он думал, что эти выстрелы найдут отзвук в местном населении в каких-нибудь враждебных выступлениях против России. Наоборот, от населения Прибалтийского края, где подавляющее большинство латыши и эстонцы, в ответ на этот выстрел столь же громко прогремело: «Да здравствует Россия!». И так будет и дальше, даже при самых тяжелых испытаниях. Среди латышей и эстонцев нет ни одного человека, который бы не сознавал, что все то, что ими достигнуто, это достигнуто под защитой русского орла, и что все то, что латыши должны еще достигнуть, возможно только тогда, когда Прибалтийский край и в будущем будет как нераздельная часть великой России»51.

О готовности еврейского народа выполнить свой долг перед страной заявил кадет Н. М. Фридман52. Тем не менее говорить о демонстрации единства всех политических сил в Думе не приходится. И дело даже не в том, что заявления о лояльности представителей одних народов звучали явным вызовом другим. Весьма двусмысленной была поддержка левого крыла Думы. Председатель трудовой группы А. Ф. Керенский выступил почти с революционной речью: «Мы непоколебимо уверены, что великая стихия российской демократии (выделено мной. – А. О.) вместе со всеми другими силами дадут решительный отпор нападающему врагу и защитят свои родные земли и культуру, созданные потом и кровью поколений! Мы верим, что на полях бранных в великих страданиях укрепится братство всех народов России и родится единая воля – освободить страну от страшных внутренних пут (выделено мной. – А. О.)!»53.

Двоякое прочтение слов будущего «калифа на час» образца 1917 г. вряд ли было возможно. Впрочем, он и сам решил исключить эту возможность в эффектном завершении своего выступления: «Русские граждане! Помните, что нет врагов у вас среди трудящихся классов воюющих стран. Защищая до конца все родное от попыток враждебных нам правительств Германии и Австрии, помните, что не было бы этой страшной войны, если бы великие идеалы демократии – свобода, равенство, братство – руководили деятельностью правящей России и правительств всех стран… Крестьяне и рабочие, – все, кто хочет счастья и благополучия России, в великих испытаниях закалите дух ваш, соберите силы и, защитив страну, освободите ее (выделено мной. – А. О.)»54.

В унисон с представителем трудовиков выступил и социал-демократ В. И. Хаустов: «Сознательный пролетариат воюющих стран не мог помешать возникновению войны и тому разгулу варварства, который он с собой несет. Но мы глубоко убеждены в том, что в международной солидарности трудящихся масс всего мира пролетариат найдет средства к скорейшему прекращению войны. И пусть условия мирного договора будут продиктованы не дипломатами, а самим народом; и вместе с тем мы высказываем глубокое убеждение, что эта война окончательно раскроет глаза народным массам Европы на действительный источник насилий и угнетений, от которых они страдают, и что теперешняя вспышка варварства будет в то же время и последней вспышкой»55.