Ветер усиливался, с каждой минутой становилось все холоднее. Он вспомнил прогноз от мистера Ходжкина — тот говорил, что к ночи должен пойти снег. Может, вернуться в Линц? Но Кентон тут же отверг и эту идею. Даже если ему удастся добраться до города, велика вероятность того, что его там схватят. Перечень его промахов, составленный мистером Ходжкином, изрядно поколебал уверенность Кентона в том, что ему удастся избежать ареста. Так что ничего не остается, кроме как перебраться через эту проклятую границу, — непонятно, правда, каким образом.

Не так уж это, должно быть, и сложно. В истории полно примеров. Если верить биографам, такие люди, как Ленин и Троцкий, Масарик и Бенеш, Муссолини и Бела Кун, уже не говоря об их друзьях-приятелях, полжизни только и занимались тем, что «ускользали» через границы, когда за их головы было обещано большое вознаграждение, и проделывали это без всяких там паспортов в карманах. Но возможно, новое поколение пограничников тоже знакомо с их биографиями.

Кентон посмотрел в том направлении, куда ушел пограничник с фонарем, убедился, что все чисто, и двинулся к изгороди.

Вдруг через нее можно перелезть, если подняться по одному из столбов, используя поперечно натянутую проволоку как ступени? Несколько секунд осторожного ощупывания и надавливания руками показали — не получится, проволока сильно провисает. Тогда остается только одно. Если нельзя перебраться сквозь изгородь или через нее, надо попробовать под. Кентон опустился на колени, готовый проверить. К радости своей, он обнаружил, что земля у основания изгороди по большей части состоит из довольно крупных камней, беспорядочно наваленных и образующих нечто вроде небольшой насыпи. Кентон принялся разгребать их и минут через пять понял, что уже можно просунуть руку. Затем ему пришлось вскочить и кинуться к лесу в поисках укрытия — возвращался пограничник с фонарем.

Кентон спрятался за деревом и выждал, когда мужчина пройдет мимо. Затем вернулся к изгороди и принялся яростно разгребать землю и камни руками. Быстрота действий решала все — по мере того, как углубление под изгородью расширялось, возрастала опасность быть застигнутым очередным патрулем. Еще одна такая же опасность подстерегала его на чешской стороне границы. Но пока что никаких признаков жизни по ту сторону не наблюдалось, хотя Кентон и понимал: полагаться на это обманчивое спокойствие никак нельзя.

Минут через двадцать лаз уже был достаточно широк и глубок, чтобы можно было просунуть голову и плечи. Кентон попробовал было это сделать, но тут снова пришлось бежать в укрытие: свет фонаря подсказал, что пограничник возвращается.

На этот раз Кентон испугался не на шутку. Отверстие в насыпи достигало около ярда в ширину, рядом высились груды свежевыкопанной земли и камней. Пограничник наверняка сразу это заметит! Проклиная добросовестность человека, которому было поручено охранять границу, Кентон снова затаился за деревом, тихонько дуя на замерзшие исцарапанные пальцы.

Пограничник неспешно приближался, а затем вдруг резко остановился — всего в ярде или двух от лаза. Было слышно, как он что-то проворчал. Кентон обмер от страха — сейчас пограничник выстрелит, поднимет тревогу! Он скорчился за деревом, словно окаменев, сидел и слушал, как громко колотится в груди сердце. Затем в полной тишине послышались шаги — кто-то приближался справа. А секунду или две спустя подошедший громко откашлялся и сказал:

— Добрый вечер!

— Добрый, — ответил ему первый пограничник.

— Сегодня вечером пойдет снег.

— Это точно!

— А я опять сильно простудился.

— Сочувствую, выздоравливай. У меня ноги.

— А мне как раз на этой неделе в ночную смену.

— Мне лучше. Завтра вечером в ночную выходит Шульц.

— Чихать я хотел на этого Шульца! Уж больно много о себе воображает.

— Он не у Каринтии, поэтому и недоволен.

Кентон несколько минут слушал, как они сплетничали, затем осторожно приподнялся, чтобы видеть говоривших. Австрийский пограничник стоял на тропинке, свет фонаря проникал через изгородь и падал прямо под ноги мужчине в униформе чешского пехотинца. К ужасу своему, Кентон заметил, что стоят они оба всего в шести футах от лаза. Хорошо еще, что чех выключил свой небольшой светильник. Но во время разговора австриец все резче жестикулировал рукой, в которой держал фонарь.

— Нас предупредили, — говорил он, — чтобы мы держали ухо востро. Может появиться некий Кентен, англичанин, убивший немца в Линце.

— И где же его видели?

— Какая-то женщина сообщила, что в туристическом автобусе были два англичанина, они выехали на экскурсию как раз в нашем направлении. А после того как все вышли перекусить и полюбоваться красотами, один из них не вернулся. В полиции ее допросили, и она сказала, что ей кажется, тот, кто вернулся, и есть убийца. Говорила, будто он грубил ей и курил трубку. Его проверили — все документы оказались в порядке. О втором известно только то, что теперь мы должны его искать! В этой полиции Нойкирхена работают круглые дураки.

Он небрежно взмахнул рукой с фонарем, и пляшущий луч света упал на землю совсем рядом с лазом. Кентон затаил дыхание, опасаясь, что его вот-вот схватят. Но пограничники продолжали болтать как ни в чем не бывало. Затем чех заявил, что ему пора, надо доложиться командиру смены, и двинулся к караульной будке. Австриец пошел по тропинке и вскоре свернул направо.

Едва они отошли на достаточное расстояние, как Кентон бросился к лазу и продолжил работу. За насыпью из камней шел пласт твердой земли, и потрудиться пришлось немало, но еще примерно через четверть часа он, дрожа от радостного нетерпения, обнаружил, что, если лечь на спину и отводить нижние ряды проволоки от лица и одежды, вполне возможно протиснуться в узкий проход. Аккуратно выложив камни так, чтобы потом завалить ими изнутри зияющую дыру, Кентон заполз в подкоп. И вот минуты через две, ободранный и весь в грязи, он оказался на территории Чехословакии.

Кентон закладывал отверстие последними камнями, когда вдруг услышал шаги — они приближались со стороны дороги. Пребывая в возбуждении, Кентон ослабил внимание, не следил за тем, что происходит вокруг, и человек подошел совсем близко. То вспыхивающий, то гаснущий луч подсказал, что это чех, — австриец постоянно держал свой фонарь включенным. Нельзя было терять ни секунды. Кентон развернулся и слепо бросился к лесу, ища там укрытия, но не пробежал и десяти шагов, как споткнулся, налетев на какую-то корягу. Он взмахнул руками, отчаянно пытаясь сохранить равновесие, снова споткнулся и рухнул на землю лицом вниз. В следующую секунду пальцы вытянутой руки нащупали толстую ржавую проволоку. Тут же вспомнились слова мистера Ходжкина о том, что на границе, борясь с контрабандистами, протягивают иногда сигнализационную проволоку. Времени подняться и бежать дальше уже не было. А потому он лежал неподвижно, лихорадочно молясь о том, чтобы удача не оставила его и на сей раз. Продержаться незамеченным надо было всего минуты две.

Человек между тем приближался. Он слегка ускорил шаг, потом снова замедлил и наконец остановился в нескольких ярдах от того места, где лежал парализованный страхом журналист. Очевидно, пограничник все же расслышал звук падения. Лучом фонарика он пень за пнем обшаривал вырубку. Затем вдруг мужчина так и зашелся в кашле. Громком, болезненном, со всхлипами — очевидно, бронхи у него были не в порядке. Кентон слышал, как он отчаянно хватает воздух ртом, когда приступ прошел. Луч фонарика погас, под подошвами тяжелых ботинок снова заскрипели камни. Мужчина удалялся, и вскоре его шаги затихли.