Претворил! Сюй Фу криво усмехнулся. Всего год минул с тех пор, как последнее из царств, Ци подпало под власть жестокого тирана Ин Чжэна, прозвавшего себя Первым Высочайшим императором. Высочайший император! Отродье шакала!

Сюй Фу воровато огляделся по сторонам, словно кто-то незримый мог прочесть его тайные мысли. Но в небольшой комнатке никого не было. Лишь низенький лакированный столик с письменными принадлежностями на нем, пара циновок, четыре грязно-выбеленных, напоминающих куски пасмурного неба стены да сам Сюй Фу, некогда мелкий чиновник на службе сиятельного владыки Ци-ван Цзяня, а сейчас столь же маленький человечек в гигантской машине Тянься, империи Цинь.

Чиновник опустил кисточку в глиняный горшочек с водой и задумался. Минул лишь год, а как же все изменилось! В целом циньские полки милосердно обошлись с царством Ци, если, конечно, считать милосердием тот факт, что жертвы резни, что устроила солдатня, исчислялись тысячами, а не десятками тысяч, как в соседних княжествах, и столица царства – Линьцзы была разграблена, но не выжжена дотла. Пострадали немногие, войны эпохи Чжаньго[28]обыкновенно стоили жизни куда большему числу людей. Циньские шицзу истребили всех захваченных в плен воинов, затем пришел приказ истребить членов царской семьи и ближайших приближенных. Последний удар был нанесен по линчжу – тем нескольким сотням высокородных, что не нашли в себе благоразумия поступиться гордостью и пасть к ногам безжалостного Ин Чжэна. Неразумных обезглавили.

Обитатели Ци затаились в ужасе, но западный деспот неожиданно проявил милосердие. Было объявлено, что царства Ци отныне не существует и что оно становится частью великой империи, под властью рода Цинь. В Линьцзы прибыли чиновники Ин Чжэна, повелевшие именовать циньского царя Первым Высочайшим императором и установившие новую власть. Так как их было немного, циньцы стали брать на работу тех ли, что служили прежнему властелину. Был призван на службу и Сюй Фу, достойный сын недостойных родителей.

Родители Сюй Фу были обычными батраками, но сын сумел выбиться в люди. Смышленый мальчик приглянулся фанши Фуа Шэну, и тот взял юнца в обучение. Сюй Фу освоил премудрость чародейств и гаданий, премудрость священного письма, премудрость правильной речи и премудрость обращения с высшими. Усердный и аккуратный маг был принят ко дворцу, был замечен и успешно продвигался по служебной лестнице, тая мечту достичь высокого положения при особе владыки Ци. И вот все рухнуло. Надежды умерли, и теперь приходилось начинать все сначала.

Все сначала!

Сюй Фу вздохнул. Отчего-то сегодня у него было мрачное настроение, и даже мысли о дао, обыкновенно настраивавшие на радостный лад, сегодня не вносили умиротворения в сердце. Нехороший был день!

Нехороший! Но он переживет и это. Ему не занимать терпения, усердия и почтительности. Он сделает новую карьеру. Непременно сделает, нужны лишь терпение, усердие и почтительность!

Положив перед собой бамбуковую дощечку, испещренную иероглифами, чиновник принялся аккуратно переписывать текст на другую, размером поменьше. Это был новый указ императора, адресованный обитателям Поднебесной: хоу и гуандай, шицзу и би чжу.

Указ гласил, что отныне жизнь и смерть каждого черноголового находится во власти сиятельного Цинь Ши-хуана. Вся территория Поднебесной делилась на области, какими управляли губернаторы и воеводы, назначаемые императором. Отменялись все старые символы и меры: длины, веса и площади. Больше не существовало цветов прежних царств, отныне государственным был цвет хэй – черный.

Черный так черный! – вздохнул Сюй Фу, какой, по правде говоря, любил более веселые цвета.

Работал чиновник долго, пока желудок не принялся подавать сигналы о своей неудовлетворенности жизнью. Сюй Фу привстал и выглянул в окно. Так и есть – солнце уже перевалило полуденную отметку. Чиновник закончил писать, взял небольшую шкатулку и стал укладывать в нее письменные принадлежности. Попутно он размышлял над переписанным. Он был очень неглуп, гуандай Сюй Фу, от него не укрылось истинное назначение законов повелителя Цинь. Ши-хуан создавал великое государство, желая взрастить на месте ломких ив могучий дуб. Желание, достойное цзюнь-цзы![29]Вот только не стоит забывать, что ива, сгибающаяся под порывами ветра, порой крепче дуба.

Сюй Фу сложил свои инструменты в шкатулку, которую убрал в резной ящичек. Сняв шапку-гуань, скроенную из полос бархатистой ткани, чиновник затянул потуже скрученные в узел волосы, водрузил шапку обратно на голову и прикрепил ее к волосам заколкой. Проделав эту нехитрую процедуру, Сюй Фу оправил одежду и отправился на дворцовую кухню.

Резиденция наместника располагалась во дворце свергнутого царя Ци. Для того чтобы попасть на дворцовую кухню, нужно было миновать Белую галерею, пройти через внутренний дворик. За ним находился флигель, где жили чиновники низшего ранга. Здесь же они и столовались.

Дворцовый дворик был полон людей, некоторые из которых шли туда же, куда и Сюй Фу, но большинство следовало по своим делам. Низко кланяясь встречающимся на пути чиновникам, занимавшим более высокое положение, и благосклонными кивками головы принимая поклоны совсем уже мелких ли, Сюй Фу неторопливо проследовал в трапезную. Та была невелика и представляла собой полуподвальное помещение, сплошь заставленное низенькими, склоченными из неровно обтесанных досок столиками, поверхность которых до жирного блеска отполировали рукава халатов тысяч и тысяч гуандай и ли. Сюй Фу с подобающей его положению степенностью устроился на циновке за одним из столиков, что был подальше от входа, у стены. Тотчас же объявился раб, без единого звука поставивший перед чиновником две миски, изучив содержимое которых Сюй Фу едва удержался от брезгливой гримасы. Пишу для слуг императора Цинь готовили явно не на пяти треножниках.[30]Дворцовые повара не затрудняли себя изысками, когда речь заходила о гуандай и ли. День изо дня чиновники получали одну и ту же еду: дагэн – безвкусную мясную похлебку – да рис с овощами.

Подавив вздох, Сюй Фу принялся за еду, при этом машинально отметив, что его родители, пожалуй, были бы счастливы, доведись им питаться подобной пищей. При этой мысли ложка заработала повеселее.

Чиновник быстро покончил с похлебкой и принялся за рис. Теперь он ел помедленнее, ловко подцепляя палочками и отправляя в рот то щепотку риса, то тушеные со специями кусочки моркови, свеклы или лука. Поглощая пишу, Сюй Фу исподлобья поглядывал по сторонам. Куда бы он ни посмотрел, всюду обедали гуандай и ли, облаченные точно в такие же одежды и с той же степенностью поглощавшие нехитрую пищу. То один, то другой из них заканчивал трапезу и, смиренно подняв глаза к потолку, дабы возблагодарить Небо, поднимался. Вздохнув, поднял глаза, а затем и поднялся Сюй Фу. Что ни говори, сегодня было мрачно на сердце, и даже мысли о дао, обыкновенно настраивавшие на радостный лад, сегодня не вносили умиротворения. Нехороший был день!